Ошибка создателя

Когда бабинга созвал нас к столу, Буассар устроился рядом со мной. Он ходил у нас под кличкой Долихоцефал, потому что любил утверждать - все богатые люди относятся к длинноголовым! Голландцу, например, такие разговоры не нравились. Его низколобая голова была короче самой короткой, и, конечно, ему было больно узнать, что по законам природы он должен всю жизнь оставаться нищим.

- Если бы я жрал, Буассар, как ты, голова у меня вытянулась бы подлиннее твоей!-только так голландец и защищался от умных речей француза.

Буассар ухмылялся. Он вовсе не настаивал на классификации, почерпнутой из случайной книжки, читать которые мог только в минуты кафара, беспричинной тоски, одолевающей белого человека в жарком климате. Он и не пытался, собственно, отстаивать свои теории, не в пример ван Деерту, твердо убежденному в прирожденной лени и злости африканцев. Но опять же - это их дело и их опыт. Такие, как Буассар и ван Деерт, проделали в свое время поход на Чад, были на Гваделупе, усмиряли Алжир и Марокко и, на мой взгляд, завоевали право шутить по-своему. Даже, например, так, как шутил Буассар, садясь у кухни и подолгу толкуя с бабингой о возможном его, бабинги, побеге к симбу.

- Тогда я продам твой череп, бабинга, американским пилотам с бананов Сикорского, как они называют свои вертолеты. Они дают за череп негра кучу долларов.

И показывал «вальтер»:

- Вот эта штука и поможет мне добыть доллары, бабинга, если ты не окажешься скромным и сдержанным.

- Оставь негра, Буассар,- вмешивался я, зная, что французу будет приятно мое внимание к его шуткам. И он, правда, прятал пистолет и шел в палатку, улыбаясь всеми своими шрамами.

Напротив сидели ван Деерт, капрал и новичок Шлесс. Голландца я не любил. Он даже для легионера был слишком жесток и жаден. На что такие способны, они доказали еще в Индокитае. А к нам ван Деерта занесло помещенное в шведской «Дагенс нюхетер» газетное объявление: «Каждого, кто интересуется сельскохозяйственными работами в Конго и умеет стрелять, просят позвонить по телефону номер 03-91-38…» Он позвонил. Он не мог не позвонить, потому что в те дни его фотографии лежали в карманах чуть ли не каждого шведского полицейского…

Немец Шлесс, облаченный в аккуратно подогнанную форму, был единственным новичком в нашем деле. Но его рекомендовал сам майор Мюллер, питавший слабость к своим соотечественникам, и, хотя Шлесс еще ничем не проявил себя, капрал в него верил.

А вот пятый член команды был для нас тайной. Мы почти не говорили с ним, потому что он мог изъясняться лишь на итальянском, хотя итальянцем не был. Странный парень - боялся дождей, грома, мало пил… И все же его уважали. Если он брался за пулемет, то можно было, не опасаясь, раскурить сигарету на глазах у противника. Иногда умение Ящика (так почему-то все его звали) владеть пулеметом прямо пугало. Казалось, пулемет - его продолжение, как руки или ноги… Впрочем, в легионе люди иногда становятся спецами в самых неожиданных делах.

Перед капралом лежала газета. Он подобрал ее в каком-то браззавильском баре, но я не видел, чтобы он когда-нибудь читал ее. Может, и читал, в палатке, наедине,- но мы его за этим занятием не заставали. Наверное, в газете было что-то такое, чего не увидишь и в самых забавных журнальчиках, не знаю… Спрашивать у нас не заведено… А вот то, что капрал обожает монету, знал каждый. Думаю, география и история в представлении капрала сводились к чисто экономическим понятиям: район работ, оплата и так далее. «Истинная щедрость начинается с самого себя» - вот любимый афоризм капрала.

Пообедав, француз подсел к бабинге, и я несколько раз думал, что негр вырвет у него пистолет и понадобится за француза вступиться. Но этого не произошло. А раз так, я не вмешивался. Француз знал, что делает. И, хотя надбавка за риск предполагает нечто иное, он имел право заниматься и такими играми. К тому же, несмотря ни на что, в Буассаре жил истинный легионер, легионер до смертного часа, и там, где он проходил, трава поднималась так же медленно, как под ногами голландца. А это кое-что значило.

Прихватив пару жестянок пива, я лег на разостланный плащ. Из-за веточки глянула на меня круглыми тупыми глазами крошечная древесная лягушка, и я вдруг вспомнил слова одного чудака о том, что в спокойном состоянии лягушки будто бы ничего не видят. Мир для них - сплошная голубизна, потому что лягушкам и не надо видеть ничего лишнего. Ведь даже в плохую погоду, когда все становится серым, вода продолжает сохранять голубоватый оттенок. Вот почему при появлении врага лягушка прыгает прежде всего на голубое - в воду… Конечно, есть в таком зрении крупное неудобство: находясь среди убитых насекомых, лягушка может сдохнуть от голода, потому что не видит их. Но уж если перед нею шевельнется что-либо небольшое по величине и округлое по очертаниям, она свое не упустит. Как легионер… Деньги - вот для нас голубое. Деньги - вот на что мы прыгаем в любую погоду…

Хитро посмеиваясь, подошел француз:

- Усташ, ты знаешь, какого цвета зебра?