Ошибка Нострадамуса

После знакомства с Ритой я стал феминистом на всю оставшуюся жизнь, хоть со временем и понял, что мужчина только пластилин в нежных руках женщины. Мужчина строит домашний очаг, а женщина его оберегает и придает ему уют и тепло. Она определяет правила семейной жизни, и будущее семьи в ее руках. Мужчина склонен к авантюрам, а женщина к организации. К тому же женщина поддается бурным страстям меньше, чем мужчина. Для нее чувство важнее чувственности. Я, например, никогда не встречал женщины, которая сходила бы с ума оттого, что у мужчины красивые глаза.

По мнению Риты, мир был бы гораздо счастливее, если бы им управляли женщины.

— Ленин был прав, утверждая, что каждая кухарка может руководить государством, — сказала она во время одной из наших прогулок. — Потому что великий правитель обязательно должен быть великим человеком, а великой правительницей может стать обыкновенная женщина.

— Например?

— Да почти все российские царицы, — улыбнулась Рита. — В особенности Екатерина Вторая.

Мы как раз стояли на площади Островского у величественного памятника этой венценосной даме. Бронзовая фигура Екатерины держит в руках скипетр и лавровый венок У ног государыни возлежит корона Российской империи, а вокруг пьедестала расположены девять фигур выдающихся деятелей Екатерининской эпохи.

— Вот фельдмаршал Румянцев-Задунайский. А это светлейший князь Григорий Потемкин. Рядом с ним полководец Суворов, — просвещала меня Рита.

Вдруг она засмеялась и, покраснев, сказала:

— Может, не стоит об этом говорить, но ты ведь уже большой мальчик…

— Я не мальчик.

— Ну, тогда ладно. Посмотри внимательно на бронзовые фигуры екатерининских фаворитов. Ты ничего странного не видишь?

— Да нет. Вроде все нормально.

— А ведь говорят, что они жестами показывают размеры своих мужских достоинств.

— Кто говорит? — изумился я.

— Острословы всякие. Обрати внимание, что один только Державин беспомощно разводит руками. А над ними возвышается русская Мессалина с лукавой улыбкой и скипетром — эталоном в державных руках. На самом же деле, из всех изображенных здесь лиц фаворитом Екатерины был только Потемкин.

Я вспомнил Ключевского, которого прочел не так давно, и сказал:

— Но ведь у нее действительно было великое множество любовников.

— Ну и что? — удивилась Рита. — Забавы амурные не мешали этой коронованной особе поддерживать порядок в империи. Ведь ни одна хорошая хозяйка не допустит хаоса в своем доме. А она была и по характеру, и по складу своей немецкой души домохозяйкой.

— Ты хочешь сказать, что амурные дела Екатерины не влияли на подбор ее министров?

— Ну, да. Был такой ныне забытый поэт Алексей Апухтин. Он это тонко подметил. В его стихотворении Екатерина говорит: «Когда Тавриды князь, наскучив пылом страсти,/ Надменно отошел от сердца моего, — / Не пошатнула я его могучей власти, / И Русь по-прежнему цвела у ног его». Екатерина была замечательной государыней потому, что умела отделять государственные дела от дел сердечных.

— Римский император Гелиогабал раздавал высшие государственные должности в соответствии с размерами половых членов своих придворных, — щегольнул я осведомленностью, почерпнутой из одной старой книги.

— Да? — удивилась Рита. — Я этого не знала.

Рита рассказала также, что в начале тридцатых годов ленинградские партийные органы хотели демонтировать памятник Екатерине как «старорежимный». На освободившийся пьедестал они намеревались водрузить монумент Ленина, а статуи деятелей Екатерининской эпохи заменить фигурами членов «мудрого ленинского Политбюро».

Сталин этого не позволил, ибо для «мудрецов» из Политбюро им была уготована совсем иная участь.

Я обратил внимание на то, что в Петербурге почему-то нет памятника Елизавете Петровне. А ведь именно при этой государыне Россия стала мировой державой. Ее генералы не раз били хваленые войска прусского короля Фридриха — лучшего полководца Европы, и русская армия даже занимала Берлин. Правда, ненадолго.

Умирая, Петр держал в руках образ Знамения Божьей Матери — древнюю родовую икону — и благословил ею младшую дочь, свою любимицу. С тех пор цесаревна с этой иконой не расставалась. Накануне переворота, приведшего «дщерь Петрову» к власти, — а мог бы привести и на плаху, — Елизавета встала перед ней на колени и поклялась никогда никого не казнить, если дерзкий ее замысел увенчается успехом. Свой обет она сдержала.

Двадцатилетнее правление Елизаветы Петровны было единственным периодом в истории России, когда государство не убивало своих подданных. Конечно, злостный элемент наказывался. Воров, убийц и насильников били кнутом, вырывали им ноздри, клеймили, ссылали на каторгу. А что еще делать с таким народом? Но жизни ни у кого не отнимали.

Лишь за это одно Елизавета Петровна — самодержавная русская барыня, веселая, и капризная, до конца своего царствования считавшая, что в Англию можно проехать сухопутным путем, — заслуживает благодарности. Ее царствование было периодом относительного спокойствия и явного прогресса.