Ошибка мертвого жокея

– Что тут скажешь? Почки. Всегда почки. Замужняя женщина стареет со скоростью курьерского поезда. – Она пристально посмотрела на сына. – Сол, дорогой, как ты одет? Прямо какой-то шут гороховый.

– У людей моей профессии, – с достоинством ответил Сол, – принято одеваться именно так.

– Тогда вам надо запретить появляться на улицах в дневное время. А этот галстук! Материал годится только на бельевую веревку.

– Галстук мне выбрала Виолет.

– Как поживает Виолет? Почему она хоть изредка не может навестить свекровь? Или Бронкс на другой планете?

– Виолет в порядке. – Сол смотрел на свои начищенные туфли. – Только…

Мать понимающе вздохнула:

– Понятно. Бэби, расскажи все маме.

Сол наклонился к ней:

– Мне надо поговорить с тобой наедине.

Мать оглядела кухню:

– Разве мы на Центральном вокзале?

– Наедине, ма. Чтобы нас никто не услышал. Никто. Даже па.

– Что ты натворил, Сол? – В голосе матери зазвучали нотки тревоги, она сжала руку Сола. – Скажи мне правду.

– Ничего я не натворил. Честное слово. Во всяком случае, ничего плохого. Не волнуйся, ма.

– Никто не заболел?

– Никто не заболел.

– Хорошо. – Мать откинулась на спинку стула. – Ты хочешь остаться к обеду? Лишний кусок курицы у меня найдется.

– Послушай, ма, ты должна меня выслушать и пообещать, что никому ничего не скажешь.

– Я обещаю, обещаю. Ты пообедаешь с нами?

– Да. Ну… – Он замялся. – Это сложно.

В кухню вошел Лоренс, бросил учебники на пол.

– Привет, Сол. Привет, ма. Я хочу есть, ма, просто ужасно проголодался. Что можно съесть?

– Я говорю с ма, по личному делу, – отчеканил Сол.

– Какие, к черту, у тебя личные дела! – Лоренс уставился на бутылку молока. – Ты что, немецкий шпион? Как же хочется есть!

– Не поминай черта, Ларри, – ответила мать. – И выйди отсюда.

– Бутылку я возьму с собой. – Лоренс схватил бутылку, двинулся к двери, погладил мать по голове. – Вылитая Мата Хари! – И он вышел.

– Умница, – улыбнулась мать. – В колледже первый ученик в своей группе.

Сол откашлялся.

– Да, Сол. Я тебя слушаю.

– Я вот думал, ма… – Он начал крутить на пальце тяжелый золотой перстень. – Хорошим мальчиком меня не назовешь.

– Это ни для кого не секрет. – Мать рассмеялась, увидев удивление на лице Сола. Ущипнула его за руку. – У тебя доброе сердце, Сол. Большое, как дом, доброе сердце.

– Я иной раз делал то, – Сол говорил медленно, тщательно выбирая слова, – чего делать не следовало.

– Если бы мы все были ангелами, нам не нужны были бы самолеты, – решительно пресекла его самобичевание мать. – Дай-ка я взгляну на курицу. – Она наклонилась, взглянула на курицу. – Этот мясник! Он продает не куриц, а орлов. – Она закрыла духовку, вновь села.

– Я делал много такого, что не могло понравиться Богу.

– Думаю, Сол, сейчас Богу не до тебя.

– Ма… – Сол не решался поднять глаза на мать. – Ма, ты могла бы зажечь свечи в пятницу вечером и помолиться?

В кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь еле слышным потрескиванием, доносившимся из духовки, где курица покрывалась коричневой корочкой.

– Я давно не зажигала свечей, Сол, – мягко ответила мать. – С тех пор, как вышла замуж за твоего отца. Он когда-то был социалистом, твой отец.

– Теперь ты сможешь зажигать их, ма? – В голосе Сола слышалась мольба. – Каждую пятницу, вечером?

– Что случилось, Сол? Почему я должна зажигать свечи?

Сол глубоко вздохнул, поднялся, закружил по кухне.

– Виолет… У Виолет будет ребенок.

– Ох! – Мать начала обмахиваться рукой. – Ох! Наконец-то! Эта блондинка! Ох! Внук! Ох! Сол, бэби! – Она обняла Сола, поцеловала. – Мой Сол!

– Не плачь, ма. Ма, пожалуйста… – Сол похлопал ее по широкой спине. – Все хорошо!

– Самое время, Сол. Я уж думала, что ты никогда… – Она поцеловала его в лоб и широко улыбнулась. – То-то я обратила внимание, что Виолет расперло в груди. Поздравляю от всего сердца. Мы назовем его в честь моего отца.

– Да, – кивнул Сол. – Благодарю. Так как насчет свечей, ма?

– Зачем нужны свечи? Я родила пятерых без единой свечи.

– Виолет – другое дело. Она – не такая, как ты.

– Да ей только и рожать детей, – заявила мать. – Она сложена как лошадь. Я весила девяносто пять фунтов, когда носила тебя. Свечи ей не нужны.

– Ты не понимаешь, ма. – Сол уже смотрел матери в глаза. – Сегодня Виолет поскользнулась в ванне.

– И?..

– Она могла разбиться насмерть. На этот раз только лишилась чувств.

– Так ты хочешь, чтобы я молилась, потому что твоя жена не умеет мыться в ванне? Сол, каждый день миллионы людей падают в ванне.

– Послушай, ма. – Сол взял ее за руки. – Ничего не должно случиться с Виолет. И ничего не должно случиться с ребенком. Понимаешь, ма? Мы уже пять лет мечтали о ребенке и… – Он замолчал.

Мать в изумлении покачала головой:

– Это большая светловолосая кобыла…

– Мы хотим этого ребенка, ма. Мы должны родить этого ребенка. У всех должны быть дети. Ради чего мне жить, если у меня не будет сына?

– Ш-ш-ш, бэби. Конечно, ты прав. Только не надо кричать. Ты слишком нервничаешь, вот и кричишь.

– Хорошо, я не буду кричать. – Сол достал синий шелковый платок с зеленой монограммой, вытер со лба пот. – Хорошо. Я хочу сказать следующее: падение Виолет в ванне – это знак.