Ошибка леди Эвелин

– Просто не путайтесь у меня под ногами и не лезьте в мои дела, это будет лучшей благодарностью, – резко сказал Каллеман и скривился, будто у него зуб болел. – Идите к себе, – словно через силу произнес маг, и я снова ощутила темную волну, подталкивающую меня к выходу.

Слезы все-таки брызнули из глаз. Я молча наклонила голову, чтобы скрыть их, и выскочила за дверь. Невозможный человек… Нравится ему жить в грязи – пожалуйста! Я к его кабинету больше и близко не подойду. Я ведь хотела, как лучше. Надеялась, что Каллеману понравится, что он не пожалеет о том, что поселил меня в Бронене. Думала, маг оценит мою помощь и поймет, что от меня есть толк. А он…

И ведь я ничего не испортила, просто разобрала завалы на столе и навела порядок.

На душе было так горько, что хотелось громко разреветься, но я только молча глотала слезы и торопливо поднималась по лестнице, чтобы поскорее попасть в свою комнату.

– Торбен! – послышался снизу громкий окрик. – Торбен, где тебя носит?

В голосе мага сквозило нетерпение, перемешанное с раздражением, и меня словно ударило изнутри. Единый, лукар же не сможет прийти, он ногу повредил! Торопился на мой зов, споткнулся о выступающий порог и растянулся на полу, подвернув глиняную ступню. Я ее потом собственноручно в лубки затягивала. Не уверена, что поможет, но что-то же нужно было сделать? Так что сейчас Торбен лежит у себя, в узкой, похожей на детскую готовальню комнатенке, и смотрит в закопченный потолок неподвижно застывшими глазами.

– Торбен! – снова раздался недовольный окрик, и я, вздохнув, утерла мокрые щеки и повернула обратно.

– Милорд, Торбен не сможет прийти, – просунув голову в кабинет, доложила магу.

Тот, закрыв глаза, сидел в кресле, но стоило мне войти, как он открыл их и недовольно спросил:

– Это еще почему?

– Он повредил ногу.

Каллеман тихо выругался.

– Может быть, я смогу вам помочь? Принести ужин? Или воду?

Маг молча поднялся с места, отстранил меня и вышел из кабинета.

Что ж, никто и не говорил, что будет легко.

Я подхватила юбки и припустила вслед за мужем. Тот шел быстро, широко шагая по отмытым до блеска плитам, и гулкое эхо разносило по Бронену весть о его возвращении.

– Как это произошло? – на ходу спросил маг.

– Кажется, он споткнулся и упал.

– Каратен ураз! – тихо выругался Каллеман и пошел быстрее.

Лестница, ведущая в подвал, тихим стуком отсчитывала пройденные магом ступени, темный камень стен чуть слышно жаловался на холод, а низкие своды безмолвно нависали над нашими головами и угрюмо провожали глазницами аров серую дорожку подземного коридора.

Торбен жил здесь, внизу, в самом основании Бронена.

– Эрсо, – открыв дверь каморки лукара, тихо пробормотал Каллеман, и в комнате вспыхнул свет. Он разом обнажил голые некрашеные стены, маленькое окно под самым потолком, небольшой стол со стулом и длинную кровать, на которой, подслеповато щурясь, лежал Торбен.

– Ваше сиятельство, – разглядев хозяина, попробовал подняться он.

– Не вставай, – остановил его маг и, наклонившись, ощупал затянутую в лубки конечность.

– Простите, милорд, сам не знаю, как так вышло, – оправдывался старик, и его круглое коричневое лицо выглядело растерянным и трогательно беззащитным. – Споткнулся и вот…

Он не договорил, снова попытавшись приподняться, но Каллеман с удивительной мягкостью остановил этот порыв и сказал:

– Полежи пару дней, старина. Бронен справится, и тебе станет легче.

– Спасибо, милорд, вы так добры. Я уверен, что уже завтра смогу вернуться к своим обязанностям.

– Не торопись, – велел Каллеман и, наклонившись, что-то тихо прошептал старику, отчего на лице лукара появилась радостная улыбка.

Я уже успела заметить, что Торбен всегда улыбался светло и радостно, от души. Хотя, еще вопрос: есть ли у него душа? Но, тем не менее, красно-коричневая глина передавала все эмоции лукара так отчетливо, что не возникало и тени сомнений в том, что внутри у него бьется настоящее доброе сердце.

– Поправляйся, Торбен, – в интонациях Каллемана прозвучала едва заметная грусть. Она сквозила в тихих словах прохладным ветром, придавая голосу мага непривычную окраску – мягкую, почти отеческую, и я поймала себя на мысли, что Каллеман вовсе не такой страшный, каким представляется. И, возможно, в глубине души он совсем неплохой человек. А что? Мне помог, к слугам хорошо относится, в отличие от большинства высших. Те бытовиков и бездарных ни во что не ставят…

Когда мы с Каллеманом вышли из комнаты, я рискнула снова предложить ему ужин. Сама я уже успела поесть молока с хлебом, а вот маг, наверняка, голодный. Как ни странно, на сей раз муж не стал отказываться. Ничего не отвечая, он пару минут смотрел мне в глаза, а потом сказал:

– Что ж, несите.

И молча пошел к лестнице. А я развернулась и кинулась на кухню. И в этот момент я готова была забыть и о своей обиде, и о нелестных словах мага, и о собственной усталости.