Ошибка "2012". Джокер

— Слушаюсь, гражданин начальник, — утёр нос Сучков. Оглянулся по сторонам и... принялся сту­чать. А вы что думали? За красивые глаза вас от­правят на этот остров блаженства? Да на раскон- вой? Да подальше от строя и режима?..

— Так, так, так — Колякин послушал, подумал, покивал головой и неожиданно резко, словно на до­просе, спросил: — Ну а с Карменситой что? Долго ты собираешься мне толкать это фуфло? Ох, Суч­ков, Сучков, видимо, соскучился ты по зоне, там таких, как ты, только и ждут. С нетерпением...

Несчастный свинарь съёжился, испуганно забор­мотал что-то невнятное...

Карменсита была элитной хавроньей, красавицей- медалисткой. Свиноматкой беркширской породы, призванной умножать эту породу среди пещёрских осин. Надо ли объяснять, какие трепетные надежды возлагал на неё майор!.. Так вот, недавно Карменсита разрешилась долгожданной дюжиной поросят.

Большущих, голосистых, здоровеньких и... поло­сатых.

Сразу стало ясно, что у свиней тоже имеют место дворняги. А когда первое потрясение миновало, встал жгучий вопрос: если тут потрудился не беркшир Ро­ланд, тоже рекордсмен и медалист, тогда... КТО?

Кто посягнул на святое, кто испортил элитные гены? А с ними и всю малину Колякину?

Свинарь Сучков вначале отнекивался и молчал, играя в глухонемого партизана, однако, будучи при­пёрт к стенке, выдал такую историю!..

По его словам, в роковую ночь словно из-под зем­ли появился чудовищный кабан «вот с такими клы­ками». Производитель Роланд и расконвойный Суч­ков попросту застыли от ужаса и ничего не посмели противопоставить ему. Зато красавица Карменсита была мгновешю покорена брутальным обаянием се­кача, увлечена, обольщена и...

— Гражданин начальник! Товарищ майор! Андрей Лукич! — неожиданно всхлипнул Сучков и, словно на духу, истово ударил себя в грудь рукой. — Век мне воли не видать, не фуфло это, падлой позорной буду. Этот хряк, в натуре, вот с таким вот рылом, сегодня ночью опять приходил...

— Как это приходил? — аж присел Колякин. - Ну и?

Сердце его часто и тревожно забилось. Он хоро­шо знал Сучкова и понимал: выдумать историю про обольстителя-вепря тот бы просто не смог, фанта­зии не хватило бы. Ко всему прочему, майор сам видел следы, и от вида этих следов его бросило в пот.

Так неужели опять?..

А кто бы только знал, сколько стоила эта Кар- менсита... Вместе с малахольным Роландом... Рого­носцем несчастным...

— И прямиком в загон к Карменсите, — всхлип­нул Сучков, подтверждая худшие колякинские по­дозрения. — А нам с Роландом... не вру, гражданин начальник, ей-Богу не вру! — сказал на человечес- .ком языке, по-русски и через губу[64]: «Я кабан Васи­лий, родом из Эриманфских вепрей[65], так что всем дыгнать ровно и стоять прямо. Кто дёрнется, очень пожалеет — подложу свинью...» Ну мы и стояли - вы бы, фажданин начальник, только видели, какие у этого Василия клыки. А копыта!.. Затопчет и не вспотеет...

Вот тут Коля кии окончательно понял, что неверо­ятная история от начала до конца была правдой. Пра­вильно выговорить «Эриманфский вепрь» могут только специалисты по греческим мифам, а уж у Сучкова в лексиконе такому словосочетанию и взять­ся-то было неоткуда.

Майор оглянулся на лес, залитый утренним солн­цем. В сотне метров за полосой елей, прикрывавших ферму от зимних снежных заносов, начинались бо­лота. Там лежали с последней войны снаряды и ми­ны, там росли трюфели и географически невозмож­ный женьшень, там ползали в зреющей морошке то ли африканские, то ли индийские кобры. Там пра­порщик Сердюков на той неделе видел собственны­ми глазами, как падал с неба фашистский самолёт. Стопроцентно настоящий: жирные чёрные кресты, бешеный рёв моторов, тающий дымный след, торфя­ной фонтан взрыва... Всё реатьное, как в кино. Это вам не зелёные чёртики с перепою. И не зелёные человечки из космоса

— Что ж, - решился майор. — Будем выводить новую породу.

Жизнь в здешних краях давно научила его: если факт нельзя было отменить, его следовало использо­вать. Так было и с трюфелями, и со змеями Нигма- туллина. Колякин даже задумался, какое название дать новой породе — «эриманфская» или «пешёр- ская», а может, даже «колякинская»... Решение вы­кристаллизоваться не успело — в кармане у майора зазвонил телефон.

— Чёрт. — Колякин вытащил «Нокию». Неужели неприятность на зоне, словно ему маю было Кармен- ситы с её ухажёром? — Да да, привет.» Ну что тебе? А?.. Что? Где? Когда? Ну, бляха-муха, вот-это да!

Сигнал был от старлея Балалайкина, его замести­теля. Только что прошёл звонок от коллег из райот­дела; те, похоже, взяли беглого негра. Причём взяли даже не тёпленьким, а натурально горячим, с темпе­ратурой сорок один. Беглый рецидивист, совершенно никакой, обнаружился в пешёрской больнице. Гово­рят, подобрали где-то на грейдере.

«Боженька! Спасибо!..» — возликовал Колякин, но в эфир отозвался сурово:

— Слушай меня, Балалайкин, внимательно. Бери автозак, отделение бойцов и дуй живо в больницу. Я буду ждать тебя там. Да, личное дело этого негра смотри не забудь, надо будет сверить дактилоско­пию... Ты понял меня, старлей? Понял?.. Действуй. Давай.