Ошибка "2012". Джокер

Крепкий чай действовал, голову понемногу отпус­кало. О какой-то несчастной стекляшке в виде бу­тылочного донца князь и думать забыл.

Андрей Лукич Колякин. Сон в руку

Генерал был совсем как в реальной жизни — крас­нолицый, плешивый, с гневно выкаченными глазами.

— Шиш тебе, Колякин, а не ферма! Хрен тебе, а не племенные быки! Кукиш тебе с маслом, а не повы­шенная жирность! — грозно кричал он и с силой бил о стол мосластым кулаком. — Ты у меня, Колякин, в народное хозяйство пойдёшь. Будешь жить там на одну, блин, зарплату. Которую, так твою ростах, по полгода не платят... — И вдруг добавил, точно благо­родный индейский вождь из детского фильма: — Хау. Я всё сказал !

«Ох ты, Господи, Боже ты мой, ох ты Приснодева и святые угодники, ох, такую твою мать...» — Майор

Колякин вздрогнул, заворочался, разлепил глаза и вынырнул из кошмара.

Ридом тихонько посапывала жена, её сдобное те­ло дышало родным теплом, за приоткрытой дверью безмятежно спали две дошкольницы-дочки.

«Ох и жуткотища же, — пе}>екрестлся майор. — За что караешь, Господи? За какие грехи? И ведь каждую ночь... — С минугу он лежал неподвижно, прислушиваясь к пульсации сердца, затем сделал над собой усилие, приподнялся на локте, взглянул на часы. — Ох, нет мне покою, работаю, как сволочь', на износ. И всё, всё коту под хвост. Эх, жизнь...»

Зелёные, как тоска, цифры на часах показывали около семи. А это значит, нужно собираться, оде­ваться, тихо-тихо завтракать и двигать служить оте­честву. С приятной перспективой быть выгнанным на гной, в народное хозяйство. На одну зарплату.

Жена с вечера испекла его любимые булочки, но бедный Колякин не почувствовал вкуса. Кое-как выхлебал полкружки чаю и выбрался из квартиры. На улице вовсю светило солнце, ворковали голуби. Природа, иоглопгённая своими делами, не замечала его горя и не сочувствовала ему.

«Господи, что за грязь! Господи, что за вонь! — Отворачиваясь, майор миновал помойку. Всё, всё сегодня было против него, всё только ранило и рас­страивало. — Вот дерьмо! Ну и жизнь!»

Его «четвёрка» стояла за невывезенным пухто, возле трансформаторной будки, и это было ещё од­ной раной в сердце майора. Что толку с новенького «Мерседеса», если ездить на нём всё равно было нельзя? Ну, то есть можно, конечно, но не здесь, а где-нибудь по лесным дорогам, подальше от «доб­рых» глаз начальников и сослуживцев... А ещё луч­ше по поверхности Луны, по её обратной стороне. Или вообще по марсианским пескам...

— Ну что, чудовище, поехали...

Майор сел в «Жигули», успевшие за ночь доб­ротно пропитаться запахами помойки, не сразу, но завёл — и с рёвом покатил со двора.

Как всегда по утрам, он держал путь в подсобное хозяйство. Должно же, действительно, в жизни быть хоть что-то хорошее?.. Зона могла встретить его лю­бым количеством неприятностей, от мелких до сред­них и вполне крупных, но на ферме порядок всегда был гвардейский. Сытая и довольная скотина, про­сторные загоны, чистые хлевы... и даже трезвые скот­ники.

А чему удивляться? Работа ira ферме составляла розовую мечту каждого зэка Того, кто поставил бы под сомнение дальнейшее существование этой мечты, за колючим периметром очень, очень не поняли бы.

— Такую твою мать. — Майор выматерился для порядка ибо придраться было решительно не к чему, и для начала заглянул к молодым хрячкам. Колякин не был ни мусульманином, ни иудеем и свинину ис­правно вкушал, но, в отличие от большинства обы­вателей, не понаслышке знал, откуда берётся аппе­титный бекон. Симпатичные розовые поросята рож­даются заведомыми смертниками, а чтобы мясо было вкусным и нежным и ничем не воняло, их ещё и кастрируют. Проза фермерской жизни не сделала майора вегетарианцем, но в душе, изрядно зачерст­вевшей на службе, всё же проснулась некая сенти­ментальная струнка. Движимый чувством истинной мужской солидарности, Колякин набрал полные ру­ки моркови и двинулся вдоль загонов, раздавая бу­дущим мученикам лакомство.

— Эх, ребяты, ребяты, — вздыхал он, гладя род­ные, тянущиеся к нему пятачки. — Вы поймите, ре­бяты, уж так оно получается...

Видевший эту картину блатияк, свинарь раскон- войный Сучков, подозрительно шмыгнул носом. У него в перспективе были всего-то два года, а если повезёт, то и условно-досрочное. Поэтому за своё место он держался зубами.

— Ну ладно, ладно, — справился с катарсисом майор и подозвал Сучкова к себе. — Ты давай мне, блин, освещай обстановку. Что новенького?