Ошибка

– Верно, не орал. И уверен, это сказал бы каждый из вас, если б вы не проглотили все свои языки. Я мало того, что никогда на вас не орал – считаю это самим собой разумеющимся – но и старался всячески поощрять вас, а уж вспомнить про то, как я забочусь о вашем благополучии во время боя, – заботился, точнее… Вы правда совсем ничего не понимаете? Ничего?.. – он посмотрел на всех даже каким-то растерянным, но многозначительным взглядом. – Это все, конец игры в войнушку. Закончилось то замечательное время, когда мы – я имею в виду в теории – имели хоть какое-то право на поражение. Сейчас – все. Я настоятельно призываю вас. Те, кто до сих пор играет в игры, кто до сих пор не воспринимает это всерьез, кто до сих пор дерется для развлечения, а не насмерть – покиньте наши ряды. Даже если это будет большинство. Я не хочу продолжать этот позор. Либо сдавайтесь, – он резко повысил голос, – и дайте всему миру увидеть, какое вы ничтожество, какими вы оказались низкосортными подонками, неспособными делать что-либо не ради собственной выгоды, – люди посжимали кулаки; казалось, еще немного, и кто-то снова заговорит, – либо сражайтесь в полную силу, так, чтобы на кону были жизнь и смерть – сейчас иного для вас быть не может! Я не буду говорить драться до последнего, поскольку если вы все-таки соберетесь, вам не придется проигрывать. Слышите? Я обращаюсь к тем, кто выберет остаться. Я не знаю, какой процент из присутствующих это решит. И, повторюсь – все так же, никто никого не заставляет воевать. Просто, раз уж решили, делайте это достойно. Не хотите – свободны; не пнете себя сами, вас, опять же, выпинывать не будут. У нас не такие методы – зачем нужно насилие, ха-ха. Вы же не бараны все тут! – он запрокинул голову и нервно рассмеялся. – Так вот, я отвлекся. Те, кто решит остаться и сражаться уже по-серьезному – можете даже не предполагать возможное поражение. Конечно, я, скорее всего, сейчас говорю в пустоту, но… Вы не можете проиграть, – он обвел всех взглядом и сверкнул глазами. – Тем более, сила на нашей стороне. Как и правда. По крайней мере, так было…

Он опустил голову; повисла пауза. Один из сидящих спросил, уверенным, хоть и подрагивающим голосом:

– А могу я узнать, почему Вы взяли на себя полномочия главы организации?

 Эйи прищурился.

– Простите, что? Вы это о каких таких полномочиях?

– Высшего командования, – человек все еще смотрел твердо.

– А с каких это пор главе организации надлежит командовать армией в экстренной ситуации?

– Ну…

– А с каких это пор она должна разбираться в том, в чем вы разобраться не в состоянии?

– Но…

– С каких пор она должна этим заниматься, м-м? Слушай внимательно. Мне она дала право на всю эту чепуху. И так было всегда. А в тебе, я так понимаю, заговорили страх и желание воспользоваться чужими силами?

– Не то что бы… – человек уже жалел, что начал.

– Или же… Ты считаешь, что я плохой руководитель, только потому, что вы не в состоянии нормально выполнять свою работу?

– Я просто…

– Ладно уж, договаривай.

– Хотел убедиться, что Ваши действия правомочны.

Эйи вздохнул и медленно приложил руку к лицу. Затем так же медленно отнял ее и тихо сказал:

– И на этих людях держится вся организация… И жизни этих людей я изо всех сил сохранял для этого момента…

Он стоял, оперевшись о стол, смотря в его черную непроницаемую поверхность. Тут сквозь тишину пробился отчаянный голос:

– А кто может знать наверняка, сохраняли Вы наши жизни или же заботились о собственной шкуре?

Это сказал какой-то довольно молодой человек; очевидно, ему хотелось как-то ответить на оскорбления. Остальные посмотрели на него неодобрительно – в его словах не было смысла, к тому же, часть особо проницательных людей уже с интересом ожидала развязки.

Эйи резко поднял прямое, спокойное лицо.

– Подойди.

Человек поколебался, однако затем быстро встал и агрессивной, нервно-подпрыгивающей походкой приблизился к Эйи. Они пару секунд смотрели друг другу в глаза; затем Эйи размахнулся и дал ему пощечину, так, что тот пошатнулся.

– И тебе еще наглости хватает мне такое говорить. Да ты же, ублюдок, сам ко мне приползал, когда у тебя силы кончились, ты думаешь, я вас не запоминаю?

Оправляясь и потирая щеку, человек, кажется, раздумывал, ответить ли ему чем-то. Затем он все-таки решил не отвечать – не очень хотелось занять место лежащего у стены, который, кстати, очнулся и теперь непонимающе озирался по сторонам. Кинув на него мимолетный взгляд, Эйи внутренне вздохнул с облегчением.

– Может, кто-то еще считает, что я спасал собственную шкуру?

Никто так не считал; все смотрели либо прямо перед собой, либо на Эйи; напряженная тишина отражала малейший шорох и даже хруст пальцев Винтерхальтера на заднем плане, который решил, что если уберет руки за спину, то можно хрустеть спокойно.

– Больше желающих высказаться или задать вопросы нет? – спросил Эйи, оглядывая всех, горько улыбаясь.

Тишина была гробовая. «Хрусть».