Осенний мост

Самураи провели его по недавно построенному крытому переходу во внутренний сад. Там Смит, к своему удивлению, увидел Гэндзи, сидящего на стуле в главной комнате, обставленной — когда Смит это понял, его изумление возросло, — в точности как какая-нибудь западная гостиная. Гэндзи был одет, как обычно, в традиционный наряд самурая, только на ногах у него были не сандалии, а английские сапоги для верховой езды.

— О, князь Гэндзи, — сказал Смит. — Я вижу, вы, наконец-то, решили перестроиться на западный лад!

Гэндзи рассмеялся.

— Я бы не назвал это перестройкой. Скорее уж пробой. — Он обвел комнату широким жестом. — Вам нравится?

— Еще бы! Она очень похожа на мою собственную гостиную в Гонолулу.

Гэндзи улыбнулся.

— Так и должно быть. Я опирался на ваши рассказы. Судя по тому, что вы говорили, климат Гонолулу не очень отличается от японского, каким он бывает в теплое время года.

— Да, верно. Впрочем, зима — совсем другое дело.

— Возможно, зимой я обставлю эту комнату по-другому, — заметил Гэндзи, — в соответствии с рассказами лейтенанта Фаррингтона о его доме в Огайо.

При упоминании Фаррингтона хорошее настроение мгновенно покинуло Смита.

— Это, пожалуй, слишком хлопотно — возня не стоит результата, — сказал Смит. — Я бы вам посоветовал избрать один вариант и придерживаться его.

Смит реагировал так нервно потому, что подозревал, что Эмилия предпочитает Фаррингтона ему. В те краткие моменты, когда он заставал их вместе, он никогда не замечал в их поведении ничего, намекающего на близость или романтические отношения. Но и к самому Смиту она относилась без особого тепла. Поскольку Эмилия дала понять им обоим, что намерена выбирать между ними двумя, вывод был очевиден для Смита. Он не отказался от ухаживания потому, что не привык пасовать перед трудностями. Пока решение не объявлено во всеуслышание, всегда остается шанс.

И Смит держался за этот шанс, не потому, что он любил Эмилию, а потому, что он ее желал, как не желал никого и ничего в своей жизни. Она, несомненно, была самой красивой женщиной, какую он видел живьем, на портретах или даже в воображении. То, что он не любит Эмилию, его ни капли не смущало. Любовь — это для женщин и детей, а не для мужчин. Женщины подчиняются и зависят от чувств, а мужчины подчиняют и господствуют. Тоже, кстати, по Дарвину. Здоровый, энергичный мужчина — в точности как и здоровая, энергичная нация — постоянно борется за увеличение своей мощи и владений.

— Я кое-чего не понимаю в западной архитектуре, — сказал Гэндзи.

— И чего же? — поинтересовался Смит.

— Ее негибкости. Комната всегда служит лишь для одной цели. Мебель, однажды будучи поставленной, так и остается на одном месте. Вы находите это логичным?

— Нахожу, — сказал Смит. — Наши комнаты остаются такими, какие есть, потому что у нас много мебели и крепкие, прочные стены. Ваши комнаты изменяются по необходимости, потому что у вас мебели мало, а вместо стен — передвижные ширмы.

— Я вижу логику и в том, и в другом. Я спрашивал не об этом. Вы полагаете, что ваши обычаи логичнее наших?

— Если бы я мог высказаться честно, не нанося оскорблений… — начал было Смит и замялся.

— Я никогда не обижаюсь на честность, — сказал Гэндзи. Потом улыбнулся и добавил: — На самом-то деле, я прилагаю все усилия, чтобы не обижаться на преднамеренные оскорбления.

— Прошу прощения, сэр, — но я предполагал, что самураи всегда готовы ответить на малейшее оскорбление мечами.

— Да, и это — глупая и напрасная трата времени, сил и жизней. Это все равно как если бы вы позволили контролировать спусковой крючок вашего револьвера всякому, кто пожелал бы на него нажать. Вы станете так поступать?

— Конечно же, нет.

— Вот и я предпочитаю этого не делать. — Гэндзи слегка поклонился. — Пожалуйста, продолжайте.

— Западные комнаты логичнее японских, потому что столы и стулья логичнее их отсутствия. Мебель западного образца позволяет человеческому телу принимать более здоровые, более естественные позы для отдыха, а не страдать от напряжения мышц и нарушения циркуляции крови, вызываемых сидением на полу. Аналогично, крепкие стены куда более эффективно защищают человека от непогоды, насекомых и паразитов, и обеспечивают куда большую безопасность, чем стены из подвижных бумажных экранов. Я бы предположил, что последний аспект должен быть особенно важен для вас, поскольку вы — самурай.

— Безопасность зависит не от прочности стен, — возразил Гэндзи, — а от верности вассалов. Без нее меня не защитят даже несокрушимые стены из стали.

— Мой господин!

Во дворике появился Хидё, глава телохранителей князя Гэндзи и командующий войсками клана. А с ним — лейтенант Роберт Фаррингтон, атташе по делам военного флота при американском посольстве и соперник Смита, оспаривающий у него руку Эмилии Гибсон.

— Прошу прошения за вторжение, — сказал Фаррингтон и бросил враждебный взгляд на Смита. — Должно быть, я неверно истолковал ваше приглашение.

— Ничуть, — возразил Гэндзи. — Входите, пожалуйста.

— Прошу меня простить, господин Гэндзи, но я предпочитаю находиться где угодно, но не в обществе вашего нынешнего гостя.