Осенний мост

И тягостнее всего было то, что Фаррингтон не понимал истинной природы взаимоотношений Эмилии и Гэндзи. Даже самые первые из услышанных им слухов сходились лишь в основных фактах. Все начинали с того, что рассказывали, до странности увлеченно, про то, что во дворце у князя Гэндзи, одного из самых развратных феодалов Японии, живет некая миссионерка Эмилия Гибсон, молодая и очень красивая. А вот далее версии расходились.

Они нагло издеваются надо всеми законами Божескими и человеческими, запрещающими смешение религий и рас.

Они — благочестивые христиане; она обратила его, и теперь они живут целомудренно, словно монахи.

Она — безнадежная наркоманка, приученная к опиуму, а он без малейших угрызений совести снабжает ее зельем.

Он — сексуальный извращенец, совративший ее на свой гнусный восточный лад, и теперь она в результате превратилась в жалкую, униженную рабыню.

Она — вообще никакая не миссионерка, а тайный политический агент Франции, России, Англии, Голландии, Соединенных Штатов или папского престола, плетущая интриги за или против сёгуна или императора, с целью поставить Японию под контроль Франции, России, Англии, Голландии, Соединенных Штатов или папского престола.

Он — не просто развратник, но еще и безумец, считающий себя пророком и строящий планы — планы, в которые втянута и эта падшая женщина — стать первосвященником новой религии, которая даст ему возможность вытеснить императора, сёгуна, Будду и древних богов Японии и стать верховным правителем нации фанатиков, беззаветно верящих ему.

Самые дикие слухи, ходившие среди солдат и матросов во время войны, не шли ни в какое сравнение с тем, что Фаррингтон услышал за какую-нибудь неделю после прибытия в Эдо. Мало было того, самого по себе невероятного, шокирующего факта, что белая женщина устроилась во дворце восточного князя, — беспредельные домыслы раздувал еще и скандал, вспыхнувший в связи со Светом Истинного Слова пророков Христовых, секты, от имени которой Эмилия и прибыла в Японию с миссией. Церковь Истинного Слова развалилась три года назад, под грузом обвинений в извращениях, столь диких, что в них и верилось-то с трудом. Даже не страдающие откровенностью официальные источники намекали на извращенные, возмутительные плотские отношения, вполне достойные Содома и Гоморры.

Фаррингтон никогда особо не прислушивался к слухам, но и не отметал их прямо с порога. За время войны он убедился, что, к сожалению, иногда случается и самое невероятное. Человек способен постепенно, по шажочку, сам того не замечая, сделаться худшим зверем, чем хищники в джунглях. Диких зверей сдерживали рамки законов природы. Человек же, утративший человеческий облик, не имел этой спасительной благодати.

Наибольшее беспокойство внушали слухи об опиумной зависимости. К тому моменту Фаррингтон не был знаком ни с Эмилией Гибсон, ни с этим феодалом, предоставившим ей кров, — он их даже в глаза не видел, — так что он не знал о них ничего сверх доходивших до него противоречивых рассказов. Но когда их эскадра обходила восточные порты, Фаррингтон побывал в Гонконге, и там собственными глазами убедился, что способны сотворить с человеком наркотики. Если эта мисс Гибсон и вправду наркоманка, ради дозы своего зелья она пойдет на что угодно. В опиумокурильнях и публичных домах Гонконга Фаррингтон видел женщин, пребывавших в различных стадиях наркотической зависимости; они предлагали самые извращенные удовольствия всякому, кто готов был платить. Фаррингтона шокировало и печалило, что его соотечественница, да к тому же еще и христианская миссионерка, могла пасть в ту же пропасть.

Но вся эта история его не затрагивала — во всяком случае, не более, чем джентльмена затрагивает случайно услышанная история о несчастье, постигшем некую леди. Этот мир — воистину юдоль слез. Фаррингтон не мог надеяться, что сумеет облегчить страдания каждого несчастного, с которым его сводила судьба. Он усвоил этот урок во время войны и не раз убеждался в его истинности. А потому он сочувствовал, но совершенно не собирался вмешиваться в эту историю.

А потом он увидел ее.

Это произошло на приеме в посольстве. Его устроили, чтобы дать возможность растущему деловому сообществу американцев познакомиться с влиятельными японскими вельможами. А из-за сильных античужеземных настроений посольство пришлось окружить отрядом американской морской пехоты в полной боевой готовности.

— Как неудачно, — сказал Фаррингтону посол. — Они несколько ухудшают доброжелательную, гостеприимную атмосферу, соответствующую нашим целям.

— Возможно, и нет, господин посол, — ответил Фаррингтон. — Возможно, наша демонстрация военной мощи будет больше соответствовать атмосфере праздника, чем мы предполагаем. Войска сёгуна патрулируют все ведущие сюда дороги и, несомненно, каждый феодал прибудет сюда в сопровождении собственного отряда. Похоже, японцы, в отличие от китайцев, любят смотреть на войска.

— Будем надеяться, что вы правы, — сказал посол. А затем он увидел одного из прибывших гостей и у него вырвалось: — Боже милостивый! Какая дерзость! Он привел ее!