Осенняя Осанна

Таков форзац истории жизни нашей, ибо мы вместе были свидетелями сего возмездия над жизнью младостной. Таким ясновидением виделось мне явления Девы, чье шествие сопровождалось как бы песнью ангелов, ибо силы небесные всюду сопровождали ее, окрылено вознося над землею. И поныне неподвластно слову то созерцание, величавость та несоразмерна слогу, а язык сердца сложен слишком, малопонятен для смертного. Удостоившись великой чести, склонился я духом пред Творцом и как бы пред Его творением прекрасным. Любовь в ту пору зажглась во мне подобно солнцу восходящему, после долгой зимы. Да не усомнитесь вы внимающие в историю любви моей, ибо она истинна, Дева жива, жить вечно будет – так Бог благоволил, я не перечу воле Его праведной, ибо более благ желаю ей. В сей прозаичной стихире (да будет вам известно, что поэзия не есть такт чувственный, но чувства, облаченные в образы) запечатлено видение, узнание имени Девы, там семечко любви посажено в сердце моем, а в конце повествуется о том, как обрел я тягу к восхвалению и сохранению чувств своих, ибо не смел публично огласить ей свои притязания душевные. (Не корите меня за частое обращение к верности моей, ибо пишу о ней не ради похвалы самому себе, а ради обращения к Любимой, дабы она обратила внимания свое на верного ей поклонника, но сама верность сопричастна любви, неотделима от нее, посему недостойна отдельного упоминания).

Сейчас, когда любовь моя к Деве сильна подобно гению, тем менее внимания она удостаивает меня, встреча в год, или и того меньше, то много по недостойности моей, мало по любви жаждущей излиться, любовь моя желает чувств любовной взаимности. Не выразить словами страдание мое, но попытаюсь я благонравно излиться словесами возвышенными.

III.

Здесь ожидание приговора сердца ее, сильно изнуряет меня притворным молчанием.

“Ответь – кто создал твое сердце? Кто?”

Поэт – ужель ты чересчур велик для сего царства,

Дева – твои мытарства,

Страданьем изнуряет ум твой, что есть чело.

Ей безразличен ты, вся жизнь твоя, твои творенья.

“Ее я возвеличу выше Неба, выше, выше!” –

Ты кричишь, окончив сотворенье.

Но достойна ли она сего – “Достойна, слышишь!”

Дивятся духи поэта долготерпенью.

Они занятые ленью шепчут – “Ты мученик любви безгрешной”.

А он подобно землетрясенью,

Гневно думает о Деве столь в выборе неспешной.

IV.

Не корите меня понапрасну, ибо отчаяние моё настолько велико и смерть столь близка, что духи злые неистово шепчут мне осужденья, оттого я, отчаявшись, прошу у Девы отказать мне, дабы разрешить мой спор внутренний, то будет как бы освобождение не от любви, но от бремени желаний неисполнимых.

Я, описывая наши отношения, ведаю – мы вместе будем на Небесах, а земное сей непонимание, земная разлука, будто испытание нам, преодолев которые, обрящем мы блаженство.

Но не ведаю, каким образом распорядится Бог нашими судьбами.

Гнев мой направлен на самого себя, потому что я не могу понравиться ей, хотя бы немного, не могу быть достойным хотя бы одного ее нежного дружеского слова.

V.

Во мне настолько величава любовь непреклонная, что воздержание моё весьма укрепляет дух, во мне нет мужской страсти, оттого отношения моё к девам возвышенно, как к созданиям непостижимым в красоте и в самом существовании их. Любое видение плоти девы в одеждах призывает меня в восторг душевный, волосы то, плечики, голос, движения, я испытываю радость мук, ибо восхищенье отвергает касанье, ведь каждодневно нахожусь средь дев и годами не прикасаюсь к ним, вот уже год четвертый. Целомудренно, ибо и помыслы мои чисты, но и не помыслить злое о красоте такой, ведь истинная красота всегда невинна. Для юности то весьма жестоко, плоть не требует услад телесных, кои она не знает, но требует созерцанье, не секундное как по обыкновению, но более продолжительное, к примеру, не одна, но три секунды взора. Девы те не подозревают о чувствах моих, о том, как я безмолвно славлю Творца создавшего их, о том, как ласкаю их словами красивыми, о том, как начинает болеть сердце мое, после воздыханий трепетных о недостижимом.

Я ведаю, что вы не только смотрите на деву, но и прикасаетесь к ней, посему не поймете жизнь мою скромную, но ты, чей путь столь же кроток, прими от меня поклон, ибо ты есть истинный творец благостный созерцатель.

Частица образа Любимой заключена в каждой деве, цвет волос то или прическа в целостности, фигура или цвет глаз похожий, многое может стать предметом соотношений. Потому не корите меня строго, за чрезмерную привязанность к девам в строках сих. Любовь созерцательная к Деве зачастую распространяется и на других, ибо я видел в них Ее некоторые черты и посему воспевал их нежно.

Притом ведаю я о тонкой грани между восхищением безвинным и нравом похотливым, сей желание зрительное может стать привычным, а впоследствии может перерасти в страсть, посему лучше помалу довольствоваться прекрасным, как бы крупицами золота, дабы не прельщаться.

VI.