Осенняя Осанна

Возвышен платонический любовник, обращенный сердцем к Деве обожествленной, невозможно сему мученику сердца предавать любовь на воплощение заботы, бескорыстного дозволения, деяния приличествующего счастью, ибо ведомо ему о Провиденье, как не внемлет оное мольбам сомневающимся, но пребудет с верующими, порою карает оных по нужде их, дабы приготовить место для больших достойнейших дарований. Посему Созерцатель кроткий отринут идеалом, поскольку многое он вознамерился постигнуть, ощутить недозволенное и восполнить неизгладимое, вспоминая незаслуженное соизволение. Сущность его, предвидя одр смертный, предвкушает благостное соитье с духовною любовью. Мир горний владеет разумом его, жадно поглощая нестерпимые потуги души мятежного духа. Вознамерился он припомнить многое дарование немыслимое, ниспосланное милостью Девы Любимой. Она, несведущая в трепете его, в его поклонении воздержанном, да ощутит те судороги естества от пыла любовного неприкосновенного, но невинным сердцем зримого.

Осмыслив, притяну волею невольную силы неизъяснимые, приму подобие поэтическое для восстановления памяти чувственной, прибегая к стихотворному изложению не ведая глубинных способностей рифм, но ведая о математическом построении слов и окончаний их, о напевности слога, не соблюдая табу потаенной откровенности чувств, начну ныне сначала. Однако уточню о достойности восприятия сего неизъяснимого вдоха жизнеподательной любви, в сих всплесках видений безвременных заключено земное мироощущение, порою чересчур чувственное, порою облаченное в священное таинство богопризванного священства, ибо любовь обновляет очи, ускоряет сердце и освещает душу. И ты Дева смиренная поминай не свои движенья, речи, но гласам воздыханий моих внимай. Внемли в музыку любви моей, молю, внемли.

II.

В рожденье осени под вихрем ветра зноя солнечной тоски

По лету, блажен тот день, блаженно первое виденье

Взгляда нареченного судьбой. Разрывая сердце на куски,

Я позади нее сидел, но любострастное стремленье

Лишь Деве было предано. Иные девы столь прелестны,

Не восхищали сердце, помимо той царицы духа.

Велено любовью – будьте честны.

В трепете седеющего пуха

Я блек в ее сиянье, стан изящный завораживал мое сознанье.

Талия ее словно создана для обхвата рук – запретный миг.

Длани стройны ее, волосы распущено являли очарованье

Ночи темной, но светел белизной Девы лик,

Как сей ангела зовут созданья Божьи? – сего не ведая, я полюбил

Всею сердца чистотой, всею юностью, всей душой.

Восхищенную любовь единым чувством пригласил.

Навечно – как живет душа, но вот погладила она себя рукой.

И благочестье сокрушило естество и саму сущность поколебало.

Верность во мне целомудрие зачало, Боже, как мала в изяществе ее десница,

Весь мир растворился чудотворно, всё будто исчезало.

Лишь образ девы завораживал меня, книги первая страница,

Она молчанием меня звала и движеньем каждым покоряла.

Вещаньем тайны оживляла, ослепленьем верила безмолвью.

Мне сердце жалобно, с блаженной болью простонало –

“Сломай ребро, дозволь любви приволью

Лишь раз увидеть образ милый, родись поэт бессонный и гонимый,

Люби или умри – у тебя отныне два пути!”

И выбрал путь я исповедимый.

Ведь семя той любви невинной вскорости должно взойти.

Но разум вторил мне – “Прекрасное потребует заслуг великих,

Репризы великих сочинений, о прекрасном сотни песнопений.

Не быть тебе в рядах безликих.

Но хватит ли у тебя смиренности терпений?

Страданья ждут тебя…мученья…”

Не смущали предсказанья те, внимая сердцу, той здравой мышце,

О, чудо благодатное, свершилось, имя Девы известно стало мне,

Вдохновенные черты ее лица, озарены в алмазном ситце.

Благословенный лик ее смирен и кроток словно Дух.

С замиранием восторга, чувства бередя

Смирись с любовью вечной возмущенья дух.

Твори – твоей жизни великая стезя.