Осенняя Осанна

Угодничать не собираюсь.

Мои слова и впредь будут таковы,

Как пожелаю я того, не сомневаюсь

Изгоем стану я, но виновны в том я, не вы.

Ибо я сам себя творю, и себе же каюсь.

Вот сердце мое, что молчишь, бери!

Для чего тебе цветы, подарки, комплименты.

Вот любовь, что пугаешься, люби!

Сожжены все мосты, улицы, проспекты.

Поэт несчастный, обречен, один гори.

Арину привлекала жизнь шальная.

А я любил ее каждым днем всё сильней.

Печалилась моя любовь больная.

Ибо редко говорили мы, всё трудней

Разговоры затевались между нами, остальная

Жизнь меркла для меня, она нелепа.

Месяцы летели стаей перелетных птиц.

Отдалялась дева, но куда?

Я познавал всю остроту любовных спиц.

Жизнь моя – не только я творец полотна

Сего, мы вдвоем творили, я и ты одна

Кисть брала и рисовала слезы

На щеках моих, а в душе холодная война.

Всё грудой свалено, ничто не сменит позы

И манит свобода смертная высота окна.

Ты была юна, но кто состарил твои мысли?

Не содрать ту корку черствую сомнений,

Словно старуха, разочаровавшаяся в жизни.

Какой лжец лукавый, создатель ложных мнений,

Лжепророк тебя испортил, кто? – были

У меня вопросы, и я преподал тому урок

Морали, речью бы отсек его пороки

Кои породили книги сумасбродные, порок

В злобе их неправедных трудов истоки.

Их читатели жестоки, взводят критики курок.

И люди молодые обманом тем живут.

Не хорошо судить, в них пониманье есть

Где плохо, а где хорошо, но ныне лишь жуют

Коровай, что им на блюде подают, теряя честь.

Вериги с возрастом себе куют.

Но раньше, где было ваше разуменье?

Мой мир, ты вне пространств времен.

Для созерцанья душа моя ищет возвышенье.

В себе я от мира освобожден.

И в творенье я обрел высвобожденье.

О чем ангелы, вы поете?

Какова станется любовь, взаимной, безответной?

Какую весть вы гонцами мне несете?

Реальностью обрадуете или сказкой несусветной.

На чьих крылах меня вы унесете

Для высот или падений.

Этот дар словесный хуже словоблудства

Для судеб разрешений.

Начертанное имя, эти постоянные безумства,

Орудья пыток для ушедших поколений.

Я пишу

Книгу, но для чего эта великая словесность?

Ибо этим игом буквенным я жизнь свою крушу.

Горе поэта его свобода, честность.

Я от правды умираю, я от нее умру.

Слабеет вера, нет желания творить,

Когда талант использован не в меру.

Безумьем любви душу я стал травить.

Пусть так, не познать чужую веру.

И чашу чужого безумства не испить.

Слова всего лишь, письма, что терзают

Мои чернила или то дурман осенний.

Но иногда и строчки благость излучают.

Сколь и души, сколько слов, столько мнений.

Однако чувства всегда возвышены, свергают

Гнев, ибо любовь всесильна.

Ласка нежности сильна, лед отчаянья могуч.

Стихии не стихают, бедствие всемирно.

Но сердце, куда направишь ты скопленья туч?

Творец наблюдал за выбором нашим неотрывно.

Судьбу слагая из мыслей наших, дел,

В сокрушенье наших тел и душ.

Но я гордец, мирозданье менять посмел.

Орудиями преобразованья мне стали перо, тушь.

Я с неба твоего свержен был, вниз летел

Всё растратил из-за сомнений и гордыни.

Поверженный лежу в прахе своих творений.

Картины гниль, а бумага подобна тине.

Словно в могиле грешных дерзновений.

Арина, я для тебя одной творил, а ныне?

Лишь пепел, укрывающий меня от света.

Реквием я слышу, вот о чем поете вы.

Собрались на похоронах поэта?

Или то будет сооружение новой мечты.

Тогда вернись душа в пустоты моего скелета.

Выплыви китом из моря слез.

Оживи цветком осенью увядшей,

Посреди вечно юных белых роз.

Стань деревом, а я листок упавший

В моих прожилках буйства крови гроз.

Легко писать, ничего в мире легче нет,

Чем слова слагать душой сердечной.

Любовь я помню, не вспомнить тот сонет

Трогательный, с глубиной невольной.

Писать я начал в пятнадцать лет.

Я смерть призывал, отказ терпеть

Ее всегдашний, многие боролись с нею,

Те подвиги до меня успев воспеть

Печалью, и будто бумага я бледнею.

Дописать бы, мне бы успеть.

Предо мною грозные часы

Возвещают о кончине срока.

Жнец поодаль сверкает лезвием косы.

На что я вам, во мне жизни кроха.

Я ничтожен, худ, взгляните на весы.

Осень хмурится предвещая холода.

Любовь – эфир души и плоти кровь.

Днем одним живем, невзирая на года.

Эта безответная любовь

Пасет чувств моих стада.

Сновидение нагрянуло внезапно.

В том сне я Арину несу на руках,

Словно невесту нежно, плавно.

Вверх по лестнице, но в трех шагах

Черный силуэт предстал наглядно.

И на краю, тень слегка меня толкнула,

Отчего отступился я, извергся вниз.

О нет! Любимая со мною потонула

Во тьме, пропал убийственный карниз.

Виденье мою надежду покачнуло.

У нее есть видно кто-то, она…

Кто не позволит мне объять всецело

Любимую мою, закрыты для меня врата.

Но я желал ее покорить поэзией, смело.

До изнеможенья,… но обрывается строка.

Мне бы робость преодолеть и подойти,

Заговорить еще, я ревновал не напрасно.

Когда она, пожелав в здание учебное войти,

С другим беседовать начала всевластно.

Когда со мною говорила минуты три, кради

Ее вниманье, ты, недостойный столь великих благ.

Однажды она мне подарит час виденья красоты.

Он дерзок, когда в руках моих белый флаг.

Я вручаю тебе Арина свою душу, свои персты.

Мною твори, повелевай, но знай, что я нищ и наг

В любви нетленной и по естеству.

Я тот, кто зажигает свечи,