– А что мне охранять? Трупы в холодильнике? – недовольно спросил сторож. Директор махнул рукой недовольно и приказал остальным расходиться.
– И все же, – упорствовал сторож, – что я охранять буду? И для чего?
– От мародеров. Забыли, вчера ночью аптеку разграбили.
– Там хоть было что брать. У нас уже нечего. А ну как мертвяки сунутся? Знаете, я так просто своей шкурой рисковать….
Директор велел ему закрыть, заложить, заколотить, что можно, и уходить. Иволгин помочь, но сторож, разозленный свалившейся работой, его прогнал. Домой возвращаться было непривычно в такую рань, покрутившись немного у магазина, словно цепной пес, он отправился на Паустовского. Полученная тележка с магазинскими продуктами и кое-каким скарбом, остатками былой роскоши, разошедшейся меж сотрудниками в качестве своеобразной компенсации и в память о былом союзничестве, тряслась на колдобинах щербатой асфальтовой дороги.
Так рано его никто не ожидал. Лиза играла во дворе, жена смотрела телевизор. Андрей Кузьмич постучал в калитку, поприветствовал Лизу, конечно, та только обрадовалась столь скорому его возвращению.
– Все продали, наконец? –спросила она. Лиза не раз обращалась с подобными вопросами к нему, и теперь, получив-таки утвердительный ответ, пришла в восторг. – Значит, ничего-ничего в магазине не осталось? И ты туда больше не пойдешь, честно?
Для нее это было главным. Чтобы никто никуда не уходил. Особенно теперь, когда вокруг нее образовалась новая семья, потерять которую она никак не могла. Ведь после того, как ушла мама, кроме них, у нее никого не осталось. Лиза радостно бросилась на шею Андрею Кузьмичу, мгновенно позабыв и про куклы и про содержимое привезенной тележки, которое, без сомнения, таило в себе немало интересных открытий и находок. Так вместе они и вошли в дом. Татьяна обернулась, улыбка невольно коснулась ее губ. Лицо было бледным, видимо, опять копошилась без меры сил по хозяйству, она иначе не может.
– Ты вовремя пришел. Как раз президент начал выступать.
– Я вам гостинцев принес. Видимо, последних из «супермаркета».
Она поднесла палец к губам, когда Марков заговорил вновь. Иволгин подсел к ней на диван, прислушался. Замерла и Лиза, уткнувшись ему в бок. Она очень любила, когда все вместе собираются на диване, и смотрят телевизор, и неважно что, пусть это будет говорящая голова, торжественно, и вместе с тем, встревожено, вещающая о чем-то скучном и непонятном. Главное, все были вместе. Остальное ее заботило куда меньше.
Иволгин слушал президента как-то отстраненно, будто бы речь Маркова его ни в коей мере не касалась. Обращал больше внимания на отекшее лицо Татьяны, белевшее в полутьме занавешенной комнаты. В который раз поймал себя на мысли: как странно, что эта молодая веселая девушка, ей тогда едва исполнилось двадцать два, выбрала именно его, человека на двенадцать лет старшего. А по прошествии года всего вышла замуж, переехала в этот поселок из самой Рязани. Что она нашла в нем, чего он сам не может по сию пору найти в себе?
Отец Дмитрий венчал их, говорил напутственные речи и провозглашал долгие лета. А соседи шушукались за спиной, как делали это все время их знакомства. И утихли только сейчас, разбредшись или разъехавшись. Улица Паустовского опустела, некому больше судачить об их браке, о первенце, которого ждали с таким нетерпением – и с перешептыванием за спинами. О том, как Настя росла, пошла в школу, училась, и вот теперь, в пятнадцать лет, почти самостоятельная, уехала в Москву, себя показать, а заодно подать документы в техникум – она всегда мечтала стать модельером, а тут училище при совместном российско-итальянском предприятии, высокий конкурс, строгий отбор. Она изредка позванивала, последнее время, как началась эта пандемия, немного чаще, раз в два-три дня. Рассказывала о себе, и всегда одинаково – пусть не прошла, но устроилась на подготовительные курсы прямо при предприятии, можете не беспокоится, я может даже денег буду вам посылать из стипендии. Возможно, поздней осенью, в ноябре, будет добор, она снова попытается. А пока очень много работы, никак не вырвется. Иволгин ее отговаривал возвращаться – в столице безопасней. Настя соглашалась немедленно, добавляя, лучше уж им выбираться – да хоть в ту же Рязань, это уже когда говорила с мамой. Таня согласилась, но когда закончила разговор, лицо было грустное.
– Так мы нескоро дочку увидим, – и замолчала надолго. Ее тревожило что-то, но что… Андрей Кузьмич так и не решился спросить.
Вот и сегодня, он смотрит на нее, и лишь про себя пытается задать вопрос, волнующий все эти шестнадцать лет знакомства. А она, словно чувствуя это, изредка поворачивает к нему белое свое лицо, покрытое бисеринками пота, и тихо улыбается. Словно успокаивает.
После речи они немного поговорили, Татьяне понравился костюм Маркова, похож на твой, заметила она, только сшит немного лучше. Лиза поддержала, чем насмешила обоих. И нимало не смутившись, побежала разбирать подарки, принесенные Иволгиным из «супермаркета».