Оружейник

Да уж, романтик я и мечтатель. Продержаться хоть сколько-нибудь до опытного подкрепления, не потеряв убитыми весь личный состав… Имея в этом составе две сотни необстрелянных и вообще не имевших никогда отношения к войне человек?.. Наивно. "Всех положат, — билась в моей голове мысль. — А за что?.. Они ведь даже не свои дома защищают, не свои семьи… Не Родину, в конце концов. А тупо служат живым щитом, чтобы, е-мое, враги не добрались до бункера и не уничтожили меня, такого умника. Чтобы, значит, я смог перенестись в далекий сорок второй год и… И устроить так, чтобы эти вот ополченцы вообще не родились?.." Во рту у меня пересохло. Я и без того терзался сомнением, имел ли я право принимать помощь отряда Петровича. Да, они предложили ее сами, но… Я со злостью скрипнул зубами. Ладно. Думать будем потом. Если оно будет для нас, это "потом". А если не будет — то и ладушки, и думать не придется. Миссию по спасению человечества будем считать проваленной.

Наконец, все наши бойцы заняли свои окопы, и наступила тишина. В обычной жизни такой тишины не бывает, она словно обволакивает, заставляет прислушиваться к звукам, которых нет. Все движения становятся медленнее, более плавными, словно все события происходят под водой. Помню, в детстве смотрел старые фильмы про Великую Отечественную, в них часто показывали последние минуты перед боем и гнетущую тишину, я тогда еще удивлялся… как это — огромное количество войск и техники не издают звуков? Думал, что это для пущего трагизма. А вот и нет… как оказалось, просто люди, снимавшие кино, сами прошли не один бой в той ужасной войне, с которой могли не вернуться, и сумели передать свои ощущения.

Задумавшись над этим, я даже пропустил первые мгновения начала боя.

Тишину прорезали глухие автоматные очереди, раздавшиеся со стороны неприятеля. Наши бойцы, видимо, тоже не оставались в долгу: где-то в стороне леса ахнул разорвавшийся снаряд, выпущенный одним из трех наших уцелевших танков, деловито защелкала снайперская винтовка лейтенанта Ли, со стороны окопов ополченцев раздались несколько недружных пулеметных выстрелов, впрочем, быстро слившихся в единый слаженный гул.

В рации раздался недовольный голос Виктора, напоминающий о расходе боеприпасов и сержантах, не контролирующих своих подчиненных. И все же, хоть и расход патронов был чудовищным, но ополченцам удалось создать такую плотность огня, что первая линия атакующих была сметена ливнем из свинца, словно и не существовала. За пару минут противник потерял не меньше тридцати бойцов. В бинокль я злорадно заметил, как дрогнули вражеские ряды, и некоторые наступающие, пригибаясь, бросились обратно. Некоторые просто залегли. Видимо, разрабатывая операцию наступления, в штабе генерала Хайвелла не ожидали от нас такой численности и вооруженности.

Со стороны противника послышались звучные хлопки, слышимые даже на таком расстоянии.

— Выхлоп! — проорала рация голосом Виктора.

Рефлексы, вбитые в меня еще в армии, среагировали быстрее, чем я что-то осознал. Тело вжалось в землю, укрывшись в окопе, стараясь уменьшить площадь поражения.

К сожалению, ополченцы не успели среагировать так же. Смерть, прилетевшая с неба в виде минометных мин, с жутким воем накрыла нашу первую линию обороны. Стряхивая с кепки комья сырой земли, я шепотом выматерился и снова, в который раз за сегодня, обхлопал карманы в поисках отсутствующих сигарет.

— Твою же дивизию, — сквозь зубы прошептал я, прислушиваясь к крикам раненых и не решаясь взглянуть в бинокль на то, что осталось от наших окопов.

— Не время для рефлексии, — голос Виктора Васильевича в рации был холоден, четок и тверд. — Оставь жалость для зрителей мыльных опер. А у нас тут война. Война! Решение принимали сами люди. Они были достаточно зрелыми для того, чтобы сделать выбор между свободой и бесчестием. Не надо думать, Антон, что командир может влиять на все. Это был их выбор. Воюй, Командор! Отставить сантименты!

Я глотнул невкусной теплой воды из фляги и припал к своему "Корду".

— Ну, где вы там? — прижимаясь щекой к прикладу, бормотал я, с яростью вглядываясь в пространство. — Вояки долбанные!.. Что — страшно, да?.. Без флаеров и танков — страшно?.. Жизнь-то своя, драгоценная… Это мы понимаем, да… Нашим в окопе тоже было страшно… Ну, камон!.. Где вы, смертнички? Идите сюда!..

В эфире горестно вздохнул Виктор Васильевич, но ничего не сказал.

Через пару секунд наши танки открыли огонь.

— Я зафиксировал, откуда производились выстрелы! Часть минометов уничтожена! — сообщил довольный собой Искин.

Я вытер рукой вспотевший лоб и снова припал к прицелу "Корда".

На низких высотах, хорошо различимые без всяких биноклей, в небе появились вражеские флаеры, которые буквально за минуту превратили в горящие обломки три наших последних танка и начали перепахивать позиции ополченцев.