Оружейник

— Я вижу, вы говорите правду, — покивал головой Ежов. — Я вам верю. А скажите, если уж этот "Темпоний" не представляет никакой ценности, и его состав не является тайной… Мы могли бы рассчитывать на вашу помощь в его получении?

Джонсон снова вытаращил глаза.

— Да зачем вам эта гадость?! Вы очень дешево оценили мою жизнь, господин следователь. Лично я готов раздобыть вам даже образцы "Аржантума" сверхвысокой очистки!..

— Вы очень легко разбрасываетесь гостайнами, молодой человек, — сурово отчеканил Виктор Васильевич. — Вам самому не противно?

— Право на жизнь — это священное право каждого жителя СШП! — запальчиво воскликнул пленный.

За шкафом закашлялся генерал Хайвелл.

— Каждый имеет право защищать свою жизнь всеми доступными ему методами. Так записано в Верховном Законе, — произнес рядовой Джонсон.

Ежов покачал головой.

— Ладно. Время поджимает. Ваши товарищи по оружию готовятся перейти в наступление. Ставлю вопрос конкретно: вы готовы для спасения своей жизни предоставить мне образцы вещества "Темпоний"? Мне необходимо двести двадцать миллилитров.

Пленный вздохнул и посмотрел на голографического дознавателя, как учитель смотрит на нерадивого ученика.

— Дайте листок бумаги и карандаш, — сказал он.

— Возьмите на столе слева от вас.

Пленный подошел к командирскому пульту. Поискав среди бумаг, он, наконец, раздобыл карандаш, блокнот и, наморщив лоб, быстро набросал несколько строчек.

— Вот, — наконец, произнес Джонсон. — Вот точные координаты завода по производству топлива, на котором я служу. Убей меня Бог, если я понимаю, зачем вам это паразитическое вещество, но сделка есть сделка. Мой отец всегда так говорил. А он был хорошим коммерсантом, и уж что-что, а в сделках понимал получше многих!

— Конвой! — позвал Виктор Васильевич, не спуская глаз с листка.

На его призыв из-за шкафа выглянул Бородач.

— Отведите пленного в жилой отсек, — распорядился Ежов. — Развяжите. Дайте умыться… Да, и приведите мне генерала Хайвелла.

Не успела закрыться дверь за Бородачом и рядовым Джонсоном, из-за шкафа показался генерал в сопровождении Колобка.

— Генерал, — прищурив глаз, произнес сурово Виктор Васильевич. — Вы слышали все, что здесь происходило. Вы понимаете, да, что я теперь связан словом?..

Генерал молча кивнул.

— Я надеюсь на ваше благоразумие, — продолжал безопасник. — И со своей стороны, если вы гарантируете сохранение жизни этому… мммм… так сказать, бойцу, — а именно, доложите, что он был взят в плен при каких-нибудь условиях, никак его не компрометирующих… То я даю слово, что о роли лошади в вашем пленении тоже никто никогда не узнает. Вы были взяты в плен в последнюю секунду перед боем силами нашей доблестной разведки, значительно превосходившей вашу охрану численностью. По рукам? — хитро улыбнулся Виктор Васильевич, глядя прямо в глаза генералу.

— Бог мой, — обреченно вздохнул генерал. — Ох уж эти загадочные руссы. Как жаль, что жизнь только одна. В следующей я хотел бы родиться вашим соотечественником, чтобы понять, наконец, как работает ваша голова. Разгадать, черт побери, вашу таинственную душу. По рукам, сэр, конечно, по рукам!..

Наши

— Командор, похоже началось! Дроиды сообщают, что противник начал продвижение в нашу сторону! Связь с двумя дроидами была потеряна, видимо они уничтожены, — доложил Искин.

Это было понятно и без него; в свой "Цейсовский" бинокль я с трудом рассмотрел едва заметные в сгустившихся сумерках цепи неприятеля, которые минуту назад короткими перебежками двинулись на нас.

— Отводи остальных дроидов, нечего гробить технику. Играй тревогу! — скомандовал я.

Оглашая окрестности бункера воем, заработали сирены. Среди части ополченцев началась суматоха, которую пробовали как то упорядочить сержанты, правда без особого толка. Люди метались в поисках своего окопа, забытых боеприпасов, оставленных неизвестно где шлемах…

— Гражданские есть гражданские… никакой дисциплины. Чувствую, потери у нас будут огромные, — сварливо напророчил Виктор.

— Не накаркай! Особого геройства от них и не нужно, главное — чтобы плотность огня создавали. Нам бы до подхода наших продержаться, — раздраженно возразил я.