Орлы в буре

поляны, среди деревьев по обе стороны, украшенных несколькими

человеческими и рогатыми черепами крупного скота, стояли все вожди

племен его союза. Стремясь стать свидетелями обряда, но благоговея перед

жуткой атмосферой, никто не произнес ни слова. Нервничая больше, чем он

ожидал, Арминий сохранял каменное выражение лица.

Над открытым пространством доминировал каменный алтарь, покрытый паукообразными рунами. С одной стороны огромной каменной

плиты растянулись трупы двух легионеров с перерезанным горлом. Их

смерть и чтение крови, собранной в ведрах, стали началом церемонии. Затем

последовало ритуальное сгибание и скручивания мечей и копий, раскалывание огромных серебряных котлов; эти подношения бросали в

священное озеро при первой же возможности.

В сопровождении полудюжины послушников старый жрец в красном

балахоне читал молитвы Донару. Перед ним, обнаженный, с телом, покрытым ранами, стоял Тудрус. Веревки связывали его руки за спиной – он

103

не мог быть более уязвимым, и все же гордая разворот его плеч и твердый

подбородок говорили наблюдателям, что он был готов встретить свой конец.

Жрец с растрепанными волосами, сморщенная фигура со сгорбленной

спиной, словно порожденная в более ранние, более темные времена, прекратил свое пение. Возникло мгновенное напряжение, и Арминий

почувствовал, как участился его пульс.

Положив когтистую руку на руку Тудруса, жрец прохрипел: — Ты

свободнорожденный человек?

— Да, — ответил Тудрус громким, уверенным голосом.

— Твое имя?

— Тудрус из племени долгубниев.

— И ты пришел к богу по собственной воле?

— Да, если Донар примет меня.

Холодная улыбка исказила морщинистое лицо жреца — Это зависит от

способа твоей смерти, Тудрус из долгубниев. Если хоть один звук сорвется с

твоих губ, до того, как жизнь покинет тебя, Донар будет не доволен. Твоей

душе будет отказано во входе в зал воинов, обрекая тебя вечно скитаться по

подземному миру.

Плечи Тудруса слегка напряглись. — Я понимаю.

Арминия не волновало, будет ли душа Тудруса проклята навеки –

важно было завоевать благосклонность Донара. «Наберись мужества, Тудрус», — подумал он. «Оставайся сильным, или твоя жертва не послужит

мне».

Жрец дернул головой, и послушник повел Тудруса к ветви большого

бука, свисавшей внутрь и на поляну, шагах в двадцати от Арминия. С ветви

уже свисала веревка, один конец которой был затянут в петлю. Достигнув ее, Тудрус повернулся лицом к Арминию и слегка наклонил подбородок, говоря:

«Я делаю это для тебя».

Подтверждением Арминия был серьезный кивок. Совесть опять

зашевелилась, но он ее подавил. «Донар, прими смерть этого человека», —

молился он. «Даруй мне взамен победу над Германиком».

Тудрус склонил голову и позволил послушнику накинуть веревку ему

на шею и затянуть ее. Товарищи послушника, которые последовали за ним, взяли ее за свободный конец и туго натянули. Тудрус напрягся.

— Ты готов встретить бога, Тудрус? — от алтаря донесся голос жреца.

— Да, — последовал твердый ответ.

Жрец отдал приказ, и помощники дернулись как один. Тело Тудруса

оторвалось от покрытой листвой земли на ладонь. Его лицо исказилось от

боли, а тело дернулось из стороны в сторону, но он не издал ни звука.

Следующий рывок служителей, еще более сильный, привел к тому, что его

104

ноги поднялись на высоту десятилетнего мальчика. Лицо побагровело, вены

вздулись на лбу, Тудрус метался взад-вперед в агонии, но ни один стон не

сорвался с его набухших губ. Его налитые кровью глаза, торчащие из

глазниц, не сводили глаз с Арминия, по крайней мере, так казалось вождю

херусков.

Встревоженный, но возбужденный, Арминий выдержал измученный

взгляд Тудруса. Делая вид, что проявляет уважение, он сделал это из-за

своего горячего желания, чтобы конец Тудруса был безмолвным и

приемлемым для бога.

Большинство людей, повешенных таким образом, умирали быстро, но

воин долгубниев был сделан из более прочного материала. Арминий

насчитал семь раз по пятьдесят, а Тудрус все еще корчился на веревке.

Арминий почувствовал тошноту. Агония Тудруса была так велика, что в

конце концов ему пришлось бы издать какой-нибудь звук.

Но он этого не сделал.

Когда счет Арминия приблизился к пятистам, Тудрус наконец перестал

дергаться. Его мускулистые ноги обмякли. Моча начала капать из его

сморщенного члена; запах дерьма наполнил воздух. По его пятнистым, искаженным чертам невозможно было сказать, обрел ли он покой, которого

он так жаждал.

Взгляд Арминия метнулся к старому жрецу. «Ну?» — хотел крикнуть

он, но редкое суеверие помешало ему.

При поддержке послушника жрец прошаркал и встал рядом с мягко

покачивающимся трупом Тудруса. Он ткнул его в бедро, и, как и все

наблюдающие, Арминий напрягся.

— Воин умер достойно, — прохрипел священник. — Донар доволен!