Орлы над пропастью

Зал и ведущие к нему коридоры дворца стремительно затягивало дымом. Панцирь префекта нагрелся так, что единственной мыслью в голове Квинта было желание поскорее избавиться от него.

Легат очнулся и бросился прочь из зала. Префект и примипил не заставили себя уговаривать последовать его примеру.

Пергам горел. Римляне жгли римский город. Вот уже сорок семь лет римский. Митридат уходил на юго-запад, а по пятам его преследовал огонь.

Наутро Фимбрия собрал совет старших командиров, вызвал разведчика, фракийца Буроса, и тот доложил ему о положении дел в Питане.

Город, куда отступил Митридат, был приморской крепостью. Он не столь велик, как столица Римской Азии, но укреплен не хуже. Легат, живо представив себе очередную осаду и штурм, заскрипел зубами.

— Не достать теперь Митридата, — Магий высказал то, что крутилось на языке у всех присутствующих, да только они не решались произнести это вслух, опасаясь непредсказуемой реакции Фимбрии, — отплывет, куда захочет, и мы никак не помешаем.

— Не отплывет, — возразил Бурос.

— Это почему?

— Сейчас в Питане нет кораблей. Может парочка купеческих лоханок. Но царского флота нет.

— Значит, он в западне, — сказал Тит Сергий, — дальше бежать некуда.

— Выступаем немедленно, — воодушевился Фимбрия, — я все-таки доберусь до этого сукиного сына!

— Гай Флавий, — возразил Носач, — люди устали. Такая работа, такой бой. Да и обычаю неплохо бы следовать. Взял город — отдай солдатам на три дня.

— Это римский город, — недовольно бросил Фимбрия.

"То-то ночью ты об этом помнил", — хотел сказать Север, но промолчал.

— Люди. Устали, — с расстановкой, как учитель бестолковом ученику, повторил Тит.

— Хорошо, — помолчав немного, согласился легат, — раз у него нет флота, он никуда не убежит.

— Если только флот не появится завтра, — негромко проговорил Север, но Фимбрия его не услышал.

— Надо собрать все машины, — продолжал легат, — Тит, тебе нужно все же идти на Питану с авангардом и запереть царя, чтобы не сбежал берегом. Пожалуй, возьми три когорты из тех, что вступили в город последними. И Фания тоже забирай. Нечего его дикарям здесь прохлаждаться. В городе нужно восстановить законную магистратуру. А всех понтийцев поганой метлой. Магий, ты займись.

— Отпустить их? — спросил трибун.

— Нет, конечно, ты что, идиот?

— Этак весь город вырежем, — буркнул примипил.

— Ты что-то сказал? — спросил легат.

— Нет.

— Ну и ладно. Север?

Квинт посмотрел на легата.

— А, впрочем... с тобой чуть позже. Выступаем через три дня.

Фимбрия не стал отдавать город на разграбление легионерам, как советовал Носач. Обещанные три дня легионы простояли вне стен города. Хоронили убитых, приводили себя в порядок. Фимбрия подарил Митридату три дня.

Легионеры копали ров и по краю его насыпали вал, браня неподатливую каменистую почву и обливаясь потом. Привычная работа, за которой проходит едва ли не половина жизни вставших под знамя Орла. Уж точно не меньше, чем в походах и воинских упражнениях. И гораздо больше, чем в боях. Две третьих всех легионеров ковырялись в земле, остальные в полном вооружении стояли за валом, готовые в любой момент отразить вылазку врага. Стояли под палящим солнцем. Неизвестно, кому было тяжелее, по крайней мере, землекопы одеты очень легко, а кое-кто попросту копал землю, в чем мать родила, тогда как стерегущие их товарищи, медленно запекались в железе, покрывавшем их с ног до головы.

— Орк бы побрал эту треклятую работу, — пробормотал молодой легионер, пытаясь вытереть пот с лица ладонью, — на кой она вообще сдалась?

Лучше не стало, рука, липкая от пота, лишь размазывала его по обветренному лицу. Глаза слезились и ничего не видели. Парень опирался руками на пилум и щит, но, несмотря на это, едва держался на ногах.

— Скажи спасибо, что оборону строим, — сказал его товарищ, стоявший справа, — могли бы сейчас на стену лезть. С легата станется, все ему неймется.

— Это у кого тут голос прорезался?! — прогремел центурион, поигрывая палкой.

Солдаты послушно заткнулись. Центурион, загоревший до черноты, закованный в кольчугу с нацепленными на нее девятью серебряными фалерами[74], так же изнывал от зноя, как и его солдаты, но при этом был бодр и подтянут, как и положено настоящему командиру. Он даже не снял шлем, это раскаленное стальное ведро, которое каждый из его подчиненных с удовольствием продал бы, вместе с остальными доспехами и вообще всем имуществом за глоток морского бриза, блаженной прохлады.

— Эй! — раздался голос изо рва, — Свинаря кто-нибудь держите, сейчас упадет!

Здоровенный детина, одетый лишь в набедренную повязку, опираясь на мотыгу, указал пальцем на роптавшего легионера и заржал. Центурион моментально повернулся к нему.

— Лапа, еще раз увижу, что ты оставил работу, всю шкуру спущу!

Детина, пару раз дернув грудной мышцей, оскалился и с остервенением вновь принялся рубить мотыгой землю. В его здоровенных ручищах, не иначе как наградивших его прозвищем, мотыга казалась невесомой тросточкой.

— Недовольны? — спросил центуриона Север, наблюдавший с вала за крепостной стеной.

Центурион промолчал.