Орлы над пропастью

— Не Сулла. Какой-то Фимбрий. Крепко бьет царя, песий сын.

— Ты верно, Мышелов, как лягух после зимы растаял, — облизывая жирный палец, заявил Терей.

Полиад и Аристид чему-то дружно заржали, им вторили пираты из свиты Драконтея. Эргин поморщился.

— Да, римляне в Азии. Царя побили. Половина вифинцев сразу к ним метнулась, радостно жопы растопырив.

— Да, припоминаю, слышал... — Эвдор вспомнил родосскую рыночную толкотню.

— Вот мы тут и судим, что делать.

— Как, что делать? — неожиданно рявкнул Полиад, обнаружив внимание к разговору, — идем в Питану, вывозим богоравного. Он нам за то — почет и уважение. Правильно я говорю?

— Фу, — скривился Аристид, — служить каким-то царям...

— А что такого? Суди сам, друг Эномай, вот у меня есть все. Ну, почти. Золото? Хоть жопой ешь. Вина — залейся. Бабы? — Драконтей почесал в паху, пострелял мутными глазами вокруг себя и нашарил волосатой ручищей флейтистку, сидевшую возле ложа на полу, — баб столько, что аж конец распух. Ну, вроде все, что душе угодно. Ан нет... Чего-то не хватает. Тоскливо.

Драконтей скорчил плаксивую гримасу.

— Нету почета...

— И уважения, — продолжил Аристид.

— И уважения, — подтвердил Полиад.

— Неужто тебя не уважают и не боятся?

— Боятся. Так и десять лет назад боялись. А я хочу, чтобы... — Драконтей нахмурил брови, подыскивая слова, — чтобы говорили: "Вот наварх Полиад. Он римлян так бил, что ух!" Давай, ухнем, Эномай.

— Давай.

Полиад опрокинул в себя ритон и вновь забулькал. Аристид, последовал его примеру.

Эргин, который во время проникновенной речи Змеиного молчал, процедил:

— Римляне, внезапно, резко усилились. Из-за одной критской твари.

— Так там не только Леохар, — сказал с набитым ртом Эвдор, — там еще...

— ...не произноси этого имени! — вскинулся полемарх.

Эвдор перестал жевать, посмотрел на Эргина, на Терея. Хмыкнул.

— Ну да. Теперь Неоптолем безнаказанным больше не будет.

Уголек гневно сверкнул глазами, но ничего не сказал.

— А вы, значит, дружно под себя наложили, — как ни в чем не бывало, продолжил Эвдор.

— За языком своим, поганым, следи, — посоветовал полемарх.

Один из его телохранителей, каменной статуей возвышавшийся за ложем вождя, положил руку на рукоять кинжала за поясом. Эвдор покосился на него и усмехнулся.

— Ну-ну. Пока вы тут судите да рядите, я сейчас поем, сманю десятка два ваших бойцов, да в море выйду. В Питану. Я вам погоды все равно не сделаю, с моим акатом, а в таких делах надобно поспешать.

— Это как, интересно, сманишь? — спросил Терей, любопытство в котором пересилило неприязнь к Эвдору.

— Просто. Кто первый царю на выручку придет, того не забудут. Пока вы тут все это изобилие переварите, — Эвдор рыбьей костью обвел блюда с закусками, — римляне до Вавилона дойдут.

— Никогда не слышал, чтобы ты, Единоборец, чего-то опасался, — встрял Аристид, — сейчас что медлишь?

— Ты-то куда вылез?! Ты только что кривился, дескать, служить кому-то не по нраву. Ты Лукулла корабли считал? Две сотни! И каких! А тут что? Лоханки по сравнению с триерами Лукулла. Моих тридцать, Полиад с Тереем на двоих столько не добавят. А эти, — полемарх махнул рукой в сторону пиратов, занимавших дальние концы стола, — как тараканы разбегутся, едва на горизонте волчья морда замаячит.

— Я считал корабли Лукулла, — спокойно сказал Эвдор, — тебя обманули, Эргин. Нет у него двух сотен. У него и полсотни не наберется. Так что силы равны. А если еще Неоптолема присовокупить...

— Вообще-то, — уточнил Аристид, — у Лукулла есть пентеры. И эти, как их там, "вороны", любимые римлянами. Почти на всех кораблях. И пехоту он на корабли посадит. А как римская пехота драться умеет, Митридат бы хорошо поведал. Так что, лично я все же за то, чтобы сходить до Финикии. Там добычи не убудет, а здесь, — Аристид усмехнулся, — благодарные понтийцы тебе, Эргин, даже памятник не поставят.

— Чего-то я никак понять не могу, на что ты его сподвигнуть пытаешься? — недоуменно заявил Аристиду Драконтей.

— Вести уже разосланы, — подал голос, молчавший до сих пор богато одетый человек, — когда все Братья соберутся, общая сила не сравниться с римлянами. Зеникет не откажет в поддержке Митридату.

— Да плевал я на Зеникета, — буркнул полемарх.

Архонт-эпоним, а это был именно он, даже бровью не повел.

— Однако надо спешить, положение царя тяжелое.

— Хорошо, — повернулся к эпониму полемарх, — сейчас мы все подобрались, ноги в руки, и понеслись в Питану. Там нас встречает критский ублюдок с превосходящими силами и рубит всех в капусту...

— В соленую! — хохотнул Аристид.

— ...хорошо мы царю поможем?

— Твои речи, полемарх, — поджал губы Мосхион, — отдают изменой.

— Да ну? Это когда я присягал Митридату? Или это Зеникет присягал?

Мосхион не ответил. Уголек посмотрел на него и присвистнул.

— Плевал я на Зеникета, — громко, с вызовом, повторил Эргин.

В зале повисла тишина. Поднялся один из пиратов за дальним столом.

— Ты, Эргин, конечно вождь уважаемый, но ты сейчас палку не перегнул?

— Это кто там гавкает? — рыкнул полемарх.

— Вообще-то, народ тебя не поддержит, — сказал враз посерьезневший Драконтей.