Орхидея съела их всех

Холли испытывает необычные ощущения у себя между ног или, по крайней мере, пытается испытать, поскольку в книге сказано, что так должно быть, когда думаешь о каком-нибудь знакомом из школы (неважно, мужского или женского пола), которого тебе хотелось бы поцеловать. Но вообще-то у нее нет в школе таких знакомых, которых ей хотелось бы поцеловать, ведь поцелуи – во всяком случае, со слов Хлои, взрослые французские поцелуи, когда нужно тереться языками с каким-нибудь парнем прямо у него во рту, – это отвратительно, и Холли не хотелось бы делать это ни с кем вообще. В книге написано: “Ты когда-нибудь клала между ног подушку?”, а еще: “Тебе это понравилось?” и: “Ты крепко ее сжимала?” И нужно ставить галочки в квадратиках рядом с теми вопросами, на которые отвечаешь утвердительно, и Холли сомневается, что ощущения у нее между ног – правильные, а еще она подозревает, что все это ЖУТКО НЕПРИЛИЧНО, и, если кто-нибудь увидит у нее эту книгу, она лучше заранее умрет, но иногда она не может удержаться и снимает ее с полки, чтобы почитать снова.

В этой книге есть изображения мальчишечьих членов, Холли нравится их рассматривать – уж во всяком случае, это ей нравится намного больше, чем мысли о поцелуях. В книге нарисовано много мальчиков с маленькими членами, но ее любимая картинка – та, где изображена эрекция, то есть большой член, он выглядит по-взрослому в сравнении с теми маленькими и к тому же стоит торчком, чего в настоящей жизни Холли никогда не видела. Понятное дело, если бы она увидела такое живьем, пришлось бы зажмуриться и, наверное, даже захихикать: это ТАК неприлично, но неприлично в каком-то щекотном смысле слова – с некоторыми неприличными вещами такое бывает. Из-за этой книги Холли теперь представляет себе персонажей “Великолепной пятерки” с членами (в книге они называются “пенисы”, но это мерзкое слово) и влагалищами и иногда фантазирует, будто всех их поймали преступники и заставили раздеться, чтобы сфотографировать в голом виде и отправить фотографии в газету, а в газете их по ошибке помещают на первую полосу, и их видит весь мир!

Или вот что еще могло произойти: Джордж из “Великолепной пятерки” часто принимают за мальчика, так что цыгане или пираты запросто могут запереть ее в мальчишеской камере, а потом они, такие, скажут: “Докажи, что ты действительно мальчишка!”, и Джордж не сможет доказать, и тогда они стянут с нее трусы и увидят, что члена у нее нет, и станут тщательно изучать ее с помощью разных инструментов, какие попадутся под руку, – карандаша, например, или линейки, ну, просто, чтобы окончательно убедиться, а потом отшлепают ее по голой попе все той же линейкой в качестве наказания, а Джулиан, Дик и собака Тимми будут на это глазеть. С Джулиана и Дика тоже снимут трусы, чтобы увериться, что они мальчишки, и Джордж придется смотреть на их члены.

– Холли! Обедать!

О нет! Только не папин голос. Только не сейчас, когда она думает о… Да и вообще Холли совсем не хочется обедать. Ее тошнит от одной только мысли об обеде. Папа во все кладет так много чеснока и разной зеленой ерунды типа кориандра или базилика – хотя Холли ничего не имеет против базилика на чесночном хлебе, в котором чеснок-то тоже есть. Похоже, загвоздка не в чесноке, а в чем-то еще. А что, если она не выносит чеснок именно в обед? И, кстати, с молотым перцем у папы тоже перебор. И еще этот хлеб на закваске, у него такой вкус, будто взяли блевотину и завернули в бумагу. Да вдобавок козий творог, он похож на такие, знаете, бляшки, которые появляются в артериях у курильщиков, им в школе показывали фильм, и Холли теперь никак не может выбросить эти бляшки из головы. Она вообще-то не говорит, что папина еда ей не нравится. Она бы не сказала этого, даже если бы в комнату сейчас ворвался человек с пистолетом и пригрозил: “Я выстрелю тебе между ног, если не признаешься, что ненавидишь папину еду!” Или даже просто: “Я выстрелю тебе в голову!” Ощущение, которое она то ли испытывает, то ли не испытывает у себя между ног, и чувство, которого она определенно не испытывает в отношении папиной еды, совершенно не вяжутся друг с другом. Мысли путаются в голове у Холли в безумный клубок – сам черт не разберет.

– Холли!

Дверь внезапно распахивается. Мамочки! Она пытается запихнуть книгу под подушку, но не успевает. Эш мигом перелетает через всю комнату.

– Что это у тебя?

– Э-Э-ЭШ!

Она растягивает его имя, издавая протяжный, возмущенный крик будто бы даже из нескольких слогов, уж из двух-то точно.

– МАМА!