Поезд останавливается в Ньютон-Эбботе, и в вагон заходит довольно молодая женщина. Она ровесница Скай и тоже прощается с родителями, как и Скай несколько станций назад, только родители этой женщины выглядят по-домашнему: свободные штаны на резинке, флисовые кофты, – и от них наверняка пахнет брюссельской капустой, а мама Скай теперь отказывается носить что-либо, кроме стопроцентного кашемира, льна или шелка. По губам отца новой пассажирки читается через окно фраза “Я тебя люблю”, и женщина достает салфетку, чтобы промокнуть глаза, но, пока родители на нее смотрят, она просто держит салфетку в руке. Она не замечает Скай, потому что слишком взволнована. Бедняжка! Скай пытается послать ей луч любви и еще один – ее родителям, которые теперь, когда поезд тронулся, уходят прочь, взявшись за руки. Скай думает о своей матери, Таш, которая почти перестала выходить из дома, и о своем отце, Карле, которому богатство оказалось противопоказано, потому что оно лишило смысла все его любимые занятия – походы на свалку, где можно отыскать совсем неплохие вещи, или ремонт сломанных гитар, или участие в демонстрациях (например, одному только движению “Оккупай” Карл посвятил целых три месяца), или волонтерство в бюро консультации населения, и так далее: заниматься всем этим было бы теперь смешно и нелепо. Раньше Тернеры всегда злились на богачей, подстрекаемые интернетом, газетой “Дейли Миррор”, телесериалом “А что я тебе расскажу!” и памфлетами “Классовая война”, которые коммунист Майк забрасывал в их щель для почты, но теперь они сами стали богачами, и им больше не на что злиться, кроме разве что на низкие потолки в их новом доме в Дартингтоне, который будто бы сошел с коробки шоколадных конфет, – Скай купила его им за семьсот пятьдесят тысяч. Еще она хочет купить отцу футбольную команду или магазин гитар, чтобы он был при деле, но недавно осознала: деньги заканчиваются, и, если она немедленно не запишет новый альбом и не продаст билеты на новое турне, придется забыть о жизни в отелях и вытурить Грега и его дружков из квартиры, чтобы продать ее; а если дела пойдут совсем плохо, поехать в Девон и сидеть там до тех пор, пока не удастся собраться с мыслями.
Но до этого, конечно же, не дойдет. Особенно если бухгалтер сможет отбиваться от налоговой службы еще несколько недель, пока на счет не упадет очередная крупная сумма. И пока ей в голову не придут новые идеи. Возможно, она решит записать чужие песни – правда, тогда бóльшую часть денег придется отдавать их авторам, и заодно она растеряет тот небольшой кредит доверия поклонников, который у нее еще остался. В последнее время Скай ездит в Девон к родителям каждые выходные. Это, безусловно, значительно дешевле, чем проживание в лондонских отелях. А еще, с тех пор как Тернеры “лишились” уборщицы, Скай часто навещает их и по средам, чтобы прибраться самой. После лондонской суеты это даже приятно, очень успокаивает. Ну и потом, кто-то ведь должен делать уборку. И к тому же есть родительский сосед, или, если точнее, сын соседа – парню всего двадцать один год, волосы у него белесые, почти бесцветные, и лицо в прыщах, зато ноги – загляденье, и он все время шлет ей эсэмэски…
Скай Тернер пытается послать новой пассажирке еще один луч любви. Та плачет уже в открытую. Скай отводит глаза – уж она-то знает, каково это, когда на тебя таращатся, особенно если тебе досадно плакать на людях. Она снова углубляется в книгу о развитии осознанности, которую порекомендовала Флёр, и читает строчку или две о том, как важно принимать каждый день с любовью и добротой. Попутчица достает белый айфон и начинает набирать сообщение. Бедняжка, она, очевидно, не сознает, что в этом вагоне следует соблюдать тишину, – клавиатура при каждом прикосновении производит щелчки, которые все отключают, как только начинают пользоваться айфоном, а не отключают их только (давайте на секунду будем честны с собой и отбросим прочь осознанность)