Орхидея съела их всех

– Нет, если по цене одного аспиранта я получу целых двоих. А может, и троих, если удастся уговорить Гранта и Хелен поделить стипендию пополам. Если у меня будет трое аспирантов, меня наверняка повысят, и тогда у меня появится уйма свободного времени, чтобы…

– Как можно поделить стипендию пополам?

– За восемнадцатый век дают что-то около двадцати пяти тысяч в год. На эти деньги можно позволить себе двойную оплату занятий и жилья, и еще останется немного на то, чтобы время от времени покупать заварную лапшу или брать иногда лимонад в пабе. Начнут потихоньку преподавать. С голоду не умрут. Ты же понимаешь, что эти…

– Послушай, но разве идея стипендии не заключается в том, чтобы студент получил по-настоящему хорошие условия для учебы в аспирантуре? Ведь именно этого хотела Эстер. Разве не об этом говорил ее муж, когда…

Олли закатывает глаза:

– Круто, когда ты уже умер, правда? Умер и командуешь оттуда, как и что мы должны…

– Что за хрень ты мелешь? – говорит Клем, наматывая на палец прядь волос, и в этом ее вопросе и ленивой улыбке опять есть что-то такое – и Олли не в силах разозлиться. Это как если тебя царапает красавица-кошка и ты не можешь всерьез на нее сердиться. Правда, на кошку Клем совсем не похожа. Она, скорее, русалка. Прекрасная и смертельно опасная штучка, которая живет в море, улыбается, поет… Наматывает прядь волос себе на палец… Да кто вообще делает такое, когда назревает настоящая, добротная ссора и можно не понарошку друг на друга поорать, поплакать и все такое прочее?

– Это никакая не хрень.

Из-за Клем он даже этих слов не может произнести тем тоном, каким хотел бы, и в итоге они звучат подобно фразе с аудиокассеты для медитации. Олли снимает туфли, хотя вообще-то их следовало снять еще внизу. Бросает носки на деревянный пол, а трусы-боксеры – на желтое кресло. Он втягивает живот, прежде чем расстегнуть пуговицы на желтой рубашке, которую ему купила Клем. Рубашку он бросает в корзину с грязным бельем, но не в ту, в которую надо (одна корзина у них – для тонкого белья, которое может стирать только Клем, и рубашка стоимостью 189,99 фунта наверняка относится к этой категории, а другая – для всех остальных вещей, которые не являются тонким бельем, и значит, их может стирать Элисон, она все без разбору стирает в бережном режиме, игнорируя указания на этикетках). Олли складывает джинсы и вешает их на спинку стула, но они выглядят здесь как-то не к селу, и он решает повесить их в шкаф. Потом Олли кладет носки и трусы в корзину для нетонкого белья и перекладывает желтую рубашку в правильную корзину. Какого черта жизнь так сложно устроена?

– Ну все равно, разве ее муж не говорил о том, что, согласно завещанию, аспирант должен иметь возможность писать диссертацию, не подрабатывая официантом на роликах – или какими там еще странными затеями Эстер пыталась прокормиться?

– Каталась на роликах топлес, торговала телом за…

– Да пошел ты, – со вздохом произносит Клем. – Опять порешь какую-то хренову пургу.

– Ну она ведь…

– Еще и года не прошло, как она умерла. Мы с ней дружили. Неужели нужно любую историю превратить в…

– Ну хорошо, хорошо. Теперь ты, наверное, скажешь, что и с Олеандрой вы были не разлей вода.

– Олли…

– Что?

– Да иди ты на хрен, с тобой сегодня невозможно разговаривать.

Конечно, она посылает его на хрен, а не в пизду, потому что ее пизда работает исправно, а вот его хрен – нет. Точнее, хрен-то его работает в тех редких случаях, когда ему предоставляется такая возможность, но вот яйца его – бессмысленный комок, и поэтому…

– Почему во всем вечно виноват я?

– Я не знаю, почему во всем вечно виноват ты!

– Ага, то есть ты утверждаешь, что…

– Я, пожалуй, буду спать дальше.

– Понятно, то есть ты не хочешь даже…

– Спокойной ночи.

Ну вот как ей это удается? Она просто поворачивается к нему спиной и засыпает. Раз – и все. Как тюлень или кто-нибудь подобный: перекатывается на другой бок или сползает в воду с травянистого берега – или откуда там сползают в воду тюлени. Клем даже не жалуется на то, что завтра рано вставать, ведь она же РАБОТАЕТ В ЛОНДОНЕ, а ЖИВУТ ОНИ В КЕНТЕРБЕРИ. А сейчас вообще-то довольно поздно. 23:15, а она любит засыпать в половине одиннадцатого. Неужели спор можно проиграть просто потому, что ты не набрал достаточного числа очков? А может, если один из спорящих уснул посреди поединка, это следует засчитать как выход из игры, и победа осталась за тем, кто бодрствует?