В середине сентября неожиданно предложила эту работу… мама. А точнее, ее давняя подруга Элла Александровна, журналист, редактор, загадочная дама с восточной внешностью. Денис ее едва помнил по раннему детству и совместным каким-то поездкам в Кусково и Переяславль-Залесский. И вот теперь, окрыленная перестройкой, решила она выбраться из туманных редакций и трескучих машбюро, из рубрик «дневник соцсоревнования», «письмо позвало в дорогу» да чудовищные «их нравы» — и заняться, наконец, тем, чем хотела заниматься всегда: просвещением.
Это было просто и ясно: создадим свой университет! Позовем Аверинцева, Лихачева, кто у нас еще из светил? Лихачев в Ленинграде, простите, Питере, ну ничего, мы ему купим билет. О, заодно позовем Гумилева! А еще, еще нужно, конечно, преподавать латинский, а может быть, и древнегреческий, и даже санскрит, хотя и английский не помешает. Но английский есть теперь везде, и кое-где французский с немецким, а вот древние языки — это будет только у нас.
Мама Дениса, многолетний сотрудник Ленинки, на такие разговоры только ахала: а как это, работать не на государство? А это законно? А вдруг завтра всё запретят? Но сынулю рекомендовала. Денис сходил на собеседование, на самом деле — на долгое и уютное чаепитие в маленькой Эллиной квартирке в Кузьминках, они друг другу понравились и вопрос был решен. Осталось договориться о технических и организационных деталях. Элла отправила его к администратору Наде, а Надя назначила по телефону встречу ровно там, где и будут проходить уроки. А именно — в клубе ветеранов в доме по Ломоносовскому проспекту. А что, клуб этот почти всегда пустовал, деньги и ветеранам будут нелишние…
Дверь открыла девушка… впрочем, нет, молодая женщина лет тридцати в серой водолазке, с копной каштановых волос. Нос был с маленькой интересной горбинкой, а глаза серыми. И с широкой, простой улыбкой, с порога сразу:
— Привет! Ты Денис? А я Надя. Сработаемся.
Под Брыльскую, что ли, она косит, — подумал он отчего-то сразу, — хотя нет, тогда бы под блондинку покрасилась.
— Здрасьте, — буркнул он.
— А чего сердитый? — она улыбнулась еще шире.
— Да нет, — махнул рукой, словно мысли отогнал, — так просто.
На самом деле, показалось, что она с ним как с мальчишкой… И чтобы не обсуждать вот это вот всё, сразу перешел к делу:
— Значит, занимаемся здесь?
— Здесь, — кивнула она, — устроит? Доску и мел обеспечим.
Денис придирчиво огляделся. Так, в целом неплохо, хотя пару столов надо будет переставить, лучше всего их в кружок, чтобы не как в школе. Но одна вещь все же смущала…
Со стены на него смотрел добрым и мудрым деревянным взглядом вождь мирового пролетариата. Был он изготовлен в необычной технике, набран, как мозаика, из кусков разноцветного дерева и покрыт сверху лаком — наверняка из Прибалтики, там такое любят.
— А вот этого, — Денис показал пальцем, — я на время занятий буду снимать. Или — лицом к стене.
— Наш человек! — рассмеялась Надя, — только потом не забудь на место вернуть. А то ветераны нас сожрут.
— Не забуду, — кивнул он, — Надежда, к вам два вопроса.
— Надя и «к тебе», — сходу поправила она.
— Надя… ну да. К тебе, — он даже слегка растерялся от напористой простоты, но не звучало в этом ни панибратства, ни навязчивости.
— Так какие вопросы-то?
— Два. Первый… учебники. Где брать? Ну, допустим, какие-то таблицы я сам нарисую, тексты возьму из нашего филфаковского, но на всех — как размножим?
— Уже подумали, — кивнула она, — в одном институте нам дают допуск к ксероксу. Правда, только по субботам. И немного. И за деньги. Ну, переложим расходы на наших студентов, копеек по десять за лист. Ничего страшного.
— Во-от! — он поднял палец, — а где мы их возьмем, студентов? Как они о нас узнают? Это второй вопрос.
— А вот этим мы с тобой и займемся, Денька, в ближайшее время. Денька — ты же позволишь мне так тебя называть?
Ну точно она как с мальчишкой разговаривает…
— Вообще-то…
— Ну хорошо, хорошо, Денис. Давай мы с тобой сочиним забойный такой текст. Вот чтобы сразу наповал. Вот прямо сейчас. Всё, что вы хотели узнать об истории мировых цивилизаций, но только не знали, кого спросить, и такое разное.
— И?
— И распечатаем его. У твоей мамы, Элла говорила, принтер в кабинете есть?
— Да нет… просто электрическая пишмашинка. Но есть.
Стрекочущее могучее чудо действительно стояло, итальянского производства, и можно было создавать нетленные произведения, он с десятого класса баловался, как ее поставили. А сам со стипендии накопил на маленькую югославскую, купил ее по записи в специальном магазине на Пушкинской в начале 87-го, как раз перед армией. Полгода ждал, когда завезут! Но не обманули, прислали тогда открытку.
— Ничего, она пять-шесть копий четких берет, наверное. Ну вот, напечатаем объявления. Потом отксерим еще сотенку, потратимся немножко. Можно даже поверх фломастером потом пройтись или карандашом, выделить цветом главное. Ну и поклеим в самых интересных местах, где народ ходит подходящий.
На лице Дениса отобразилось сомнение.