Ориген

Он пошел отвечать не к преподавателю средних лет (как бишь его звали?), а к молодой и с виду строгой аспирантке, надеясь, что посмотрит она на него не только как на студента. Девочкам он вообще-то нравился…

— В своей работе «Против таких-то», написанной в одна тысяча девятьсот …ятом году (нарочно прожевал последнюю цифру), Владимир Ильич Ленин разоблачает всю гнусную сущность учения своих противников, которые отвлекали рабочий класс от борьбы за светлое будущее всего человечества. Ленин как вождь российского, а в будущем и мирового пролетариата, опровергает буржуазные измышления соглашателей о том, что пролетариату якобы не нужно бороться за свержение буржуазного правительства, тогда как, напротив, только свержение существующего режима могло обеспечить…

Язык у него всегда был подвешен хорошо. Можно было надеяться даже на четверку.

— Второй вопрос, — бесстрастно и замордовано сказала аспирантка.

— Двадцать седьмой съезд КПСС, прошедший в феврале-марте текущего года в столице нашей Родины городе-герое Москве, подтвердил курс нашей партии на строительство коммунизма, отметив в то же время необходимость ускорения научно-технического прогресса и преодоления отдельных застойных явлений, которые являются в отдельных случаях…

Болтать надо было уверенно, безостановочно, лучше косноязычно, чтобы за кашей из штампов и тавтологий спрятать полное отсутствие мысли. Этот основной принцип советской риторики Денис усвоил на отлично.

«Отлично» и влепила она ему сдуру в зачетку. Он аж не поверил, открывал книжечку еще два раза: «отлично». Он же вообще ничего не знал ни по первому, ни по второму вопросу, никогда такого с ним прежде не бывало. А и не надо знать — то был тест на совместимость с Системой, как и любое партийное, комсомольское, пионерское собрание, как политинформация в сопливом пятом классе перед уроками, как октябрятская звездочка и полив цветов на подоконнике в еще более сопливом втором. Он прошел испытание вполне успешно: бездумная болтовня, опять, ныне и присно, и во веки веков. Ведь это всё никогда не закончится, думали они тогда. И сдавали, сдавали, сдавали ленинские зачеты…

Эту аспирантку он встретил через неделю в восьмой столовой, общей для многих факультетов. Она стояла в очереди перед ним, через одного человека, и рядом с ней — статный усатый парень, они были явно друг другу интересны, знакомство только начиналось.

— Я биолог. А вы… вы на каком? — спросил он ее

— На философском, — ответила та с некоторым смущением.

— На философском? А что там… нет, ну я понимаю, надо там опровергать инсинуации всякие, но ведь в философии уже всё открыто марксистами? Чем же вы там занимаетесь?

На аспирантку было жалко смотреть. Вот потому она ему «пять» тогда и поставила ни за что, сама, видно, всё понимала…

Что она тогда ответила, он уже не помнил. Но поразился: как же можно было испохабить это благородное искусство любомудрия, от Сократа, Платона и Аристотеля — низвести его вот до этой примитивной затычки пропагандистов советских, к разъяснению, почему начальство опять всё сделало верно.

А вот теперь — пожалуйста, и Платон на лекциях со своим идеализмом, и Кьеркегор (как бишь он правильно пишется?) с экзистенциализмом, и Бердяев-Флоренский: вот какая, оказывается, была у нас философия в СССР, пока одних не выслали, а других не расстреляли. Многие морщились: раньше был один кирпич-учебник Спиркина, достаточно выучить определения: «материя есть объективная реальность, которая дана человеку в ощущениях», а теперь как? Где этого Кьер-как-бишь-егора брать? Денис над ленинским определением материи только хихикал: тогда для верующего Бог материален, потому что реален и дан в ощущениях. А вот электромагнитное излучение — нет, потому что человек его никак не ощущает.

И всё это философское изобилие теперь читала всё та же Елкина, что и в глухие времена марксизма-ленинизма, и хорошо, говорят, читала — а он не ходил. Доверия не было после той «пятерки». И уж тем менее будет ходить Вера.

А куда же подевались теперь все эти историки КПСС, что терзали их съездами на первом курсе? Кречетов, кажется, ушел на пенсию, нигде не видать. Был у них такой пламенный сталинист, читал лекции, вёл семинары. Прославился своими потугами говорить на латыни прямо на общей лекции…

— Quo usque tandem, Семенов, potentia nostra?! — пафосно воскликнул он, глядя на дремлющего, и уже не в первый раз, разгильдяя Семенова. Фраза к концу первого курса знакома была уже всем, хоть и в разной степени, латынь-то всем преподавали. И фраза из Цицерона самая знаменитая: Quo usque tandem abutere, Catilina, patientia nostra? «Доколе же, Катилина, ты будешь испытывать наше терпение?» Только Кречетов потерял глагол, а непонятную ему пациенцию заменил на хорошо знакомую потенцию, и вышло: «доколе же, Семёнов, наша власть?» Или даже проще: «сколько еще у нас стоять будет?» Отличный вопрос. И за прошедшие три года он неожиданно стал очень даже актуальным. Как там насчет шестой статьи Конституции СССР, о руководящей и направляющей?