Орфей спускается в ад

Еще громче, словно нестройным хором человеческих голосов, засвистел ветер. Альма придерживет шляпку рукой, как будто вышла на бескрайний простор.

Альма. Понимаю. Другими словами, ты готов признать, что между двумя, между мужчиной и женщиной, возможна духовная связь, духовная близость.

Джон. Ты сомневаешься в моей искренности?

Альма. Дело не в этом. Я не желаю, чтобы со мной разговаривали, как с неизлечимым больным, которого надо утешать. (В ее голосе появляется новая, жесткая, нотка.) Наверное, я в самом деле больна и принадлежу к тем слабым раздвоенным натурам, которые, словно тени, проходят меж вами, сильными, цельными, здоровыми людьми. Но иногда необходимость что-то сделать придаст им, слабым, сомневающимся в себе своеобразную силу. Я обрела эту силу. И не пытайся обмануть меня.

Джон. Я и не пытаюсь.

Альма. И не надо утешать меня. Сегодня я пришла к тебе не просительницей, а как равная. Ты приглашаешь поговорить откровенно. Изволь, поговорим – без экивоков, без стеснения, не щадя друг друга. Я люблю тебя. Это не секрет и никогда не было секретом. Люблю давно, с тех пор, как научила тебя читать пальцами имя каменного ангела в парке. Я помню наше детство, помню те долгие дни, когда меня оставляли дома заниматься музыкой, а я слышала, как твои приятели кричат тебе «Джонни! Джонни!». Я кидалась к окну, чтобы посмотреть твои прыжки через лестничные перила. Как сейчас, вижу твой старый порванный свитер, когда вы гоняли в футбол на школьной площадке. Да, тогда оно и началось – я заболела тобою. Моя любовь никогда не угасала, а становилась все сильнее и сильнее. Всю жизнь я прожила в соседнем дворе и всю жизнь благоговела перед тобой, восторгалась твоей силой и упорством… Почему у нас ничего не получилось? Чем я тебе не угодила? Сколько раз мы подходили к заветной черте, но ты не переступил ее. Почему?

Джон. Это было два или три раза…

Альма. Так мало?

Джон. Да, всего два или три раза и всякий раз мы словно старались что-то найти друг в друге и не знали, чего мы ищем. Но не желание ублажает плоть – это точно! Хотя… хотя, может быть, во мне загорелось такое желание тогда, в казино, когда я вел себя не как джентльмен. Но на самом деле я не жаждал физической связи с тобой!

Альма. Я знаю…

Джон. И ты не пошла бы на это.

Альма. Тогда – не пошла бы! Ни за что на свете.

Джон. Но ты могла дать мне что-то другое…

Альма. Что?

Джон чиркает длинной кухонной спичкой, дающей большое пламя, прикрывает ее согнутой ладонью. Оба с печальным недоумением уставились на огонь. Пламя вот-вот обожжет Джону пальцы. Альма наклоняется вперед, задувает ее, потом надевает перчатки.

Джон. Трудно сказать… я думал, что тебя сдерживает пуританское воспитание, твоя привычка держаться, как лед, который сверкает пламенем. Теперь я понимаю, это действительно было пламя, ошибочно принятое мною за лед. Мне до сих пор неведомо, что` в тебе есть, что` ты могла мне подарить; но знаю, что оно существует, знаю так же твердо, как знаю твои глаза и твой голос – самые замечательные вещи на свете и самые теплые, даже если не видеть и не слышать тебя.

Альма. Ты так говоришь, будто я превратилась в бестелесное существо среднего пола, хотя несколько минут назад щупал мой пульс. Тебе не хотелось, но ты вынужден был признать, что мы поменялись ролями, и тем отомстили друг другу. Ты стал придерживаться моих взглядов на жизнь, а я – твоих. Мы сейчас похожи на двух людей, которые одновременно решили навестить друг друга. Он приходит к ней, но дверь заперта, ее нет дома. Она приходит к нему, звонит. Однако никто не отзывается на звонок. Он куда-то ушел. Я хочу сказать, что быть джентльменом вовсе не обязательно, тогда как ты настаиваешь на том, чтобы я оставалась порядочной женщиной. (Разражается буйным смехом.) Мне кажется, здесь пахнет эфиром… у меня голова кружится…

Джон. Сейчас открою окно!

Альма. Будь добр… спасибо, так лучше. Помнишь, ты давал мне успокоительные порошки? Они у меня кончились.

Джон. Я выпишу тебе новый рецепт. (Наклоняется над столом, пишет.)

В приемной появляется Нелли. Они слышат ее голос.

Альма. Джон, к тебе пришли. Одна из моих учениц по вокалу. Самая молодая и хорошенькая, но лишенная слуха. Ты помогал ей завернуть подарок для меня – вот этот платок. (Достает платок и прикладывает к уголкам глаз.)