Орельен. Том 2

Чем упорнее мы стараемся видеть в человеке лишь то, что отличает его от других, что присуще только ему одному, тем больше бываем мы потрясены, когда убеждаемся, что самое существенное в нем присуще и другим людям. Для понимания Орельена гораздо важнее знать, что он создан по образу и подобию всех, всех людей, — людей, какими их изображают в анатомических атласах — локоть согнут, одна нога занесена на ступеньку, — чем думать о нем так, как думала Береника. Орельен не мог предать забвению тот бесспорный факт, что Береника все-таки пришла к нему сегодня ночью. Он был просто одержим этой мыслью. Если женщина приходит ночью к одинокому мужчине, то двух мнений тут быть не может. Поразмысли Орельен хорошенько, он сам бы восстал против подобного вывода. Но так вот, без раздумий, — это казалось бесспорной истиной. Любой на его месте пришел бы к тем же выводам. Ведь не могла же она, идя к нему, не знать… Как ни груба была эта мысль, ей все же нельзя было отказать в справедливости. Это как бы заранее данное согласие. Раз женщина начинает думать о мужчине вполне определенным образом, этот мужчина приобретает на нее права, которые ни один мужчина не станет оспаривать. Все же прочее — простое недоразумение. Разве оно в счет? Береника здесь, у него, оставалось повернуть ключ в замке.

Он внезапно и остро почувствовал, что чуть было не совершил грубой бестактности. Что говорили они друг другу? Слова скрещивались, как шпаги, но в этой битве высказанные слова безнадежно стушевывались перед затаенными. Он представлял себе их жесты, сопротивление Береники, смятое платье, платье «лотос»… Она пришла одна, пришла ночью… С него довольно и того, что она кинула ради него Люсьена, довольно ее мужества, этой решимости пловца, который очертя голову бросается в воду… Неужели Эдмон не понял? И муж ее тоже, этот безрукий… Она выбросила свою жизнь за борт. Поэтому-то Орельен и не хотел признавать своего поражения. Не может она поступить так и позволить слепому случаю разрушить свои планы. Он был горд поступком, который Береника совершила ради него. Мужчинам свойственна гордыня. И этой гордыней Орельен больше походил на всех прочих мужчин, даже более чем строением рук, ног, силой желания. Она оставила Люсьена, свою налаженную жизнь, дом в провинции, свои привычки. Его пьянило мужество Береники. Она не посчиталась с мнением света, с мнением людей. Нет, больше того: она посчиталась с ними. Вдруг его переполнило чувство благодарности.

— Нет, Береника, — сказал он, — вы не пойдете домой… вы не вернетесь к этому человеку… вы не можете признать себя побежденной… не надо ни у кого просить прощения… или терпеть это жестокое великодушие… к чему все это? Вы же знаете, что я вас люблю, и вы тоже меня любите, любите меня? А ну-ка, осмельтесь сказать, что вы меня не любите.

Береника упорно молчала. Орельен торжествовал.

— Вот видите! Надо глядеть жизни прямо в лицо!

Ему уж никак не следовало говорить этих слов. В пояснение Орельен добавил:

— Вы разведетесь с мужем… будете моей женой…

Береника расхохоталась. Этого еще недоставало! Неужели Орельен не понимает, с кем имеет дело? Когда такие вот господа предлагают вам вступить с ними в законный брак, им кажется, что все недоразумения кончились, что говорить больше не о чем! Но ведь Береника не молоденькая девочка, и не… его Симона… Она-то знает, что такое брак, знает, как легко мужчины умеют представить вам события с их самой смехотворной стороны. Смех замер на ее губах. Ничего забавного здесь нет. Ей только что открылся иной мир, бездна во всей ее неоглядной глубине. И этот иной мир, неоглядная эта бездна — именно и есть Орельен… Человек ведь не один. И то, что он думает, его мысли идут от этого мира, мысли эти подсказаны другими, теми, в чьем окружении он живет: семьей, приятелями, чужими людьми, мадам Дювинь… Смех замер на ее губах потому, что в данном-то случае так думал Орельен и потому, что этого Орельена… да, она любила Орельена. И снова из глаз хлынули слезы. Береника громко всхлипнула. «Боже мой, должно быть, и вид у меня!» Она поискала глазами зеркало.

Орельен был рядом с ней, совсем близко. Он взял ее руки в свои. Спросил:

— Значит, вы не хотите стать моей женой?