Имя Барбентана пронзило израненное сердце Орельена новой болью. Он застонал, поднялся со стула, огляделся. Манон Грёз, исполнив номер, присела рядом с сенатором под дружные рукоплескания посетителей и девиц. Конечно, это он. Его физиономия… Папочка Барбентан собственной персоной. Досточтимый Барбентан. В четыре часа утра в заведении на улице Фрашо! Здо́рово! Совсем здорово!.. Орельен поднес левую руку к сердцу, а правой приветственно помахал толстячку через столики, над головами гарсонов и пьяниц. Сенатор обернулся в их сторону. На мгновение он прижмурил веки, очевидно вспоминая, кто этот господин, потом узнал Декера и тревожно пошевелился на стуле. Манон Грёз ласково потрепала его по ляжке, но он сурово отвел ее руку, ответил что-то на вопрос Волина и, не выдержав, вдруг поднялся с места; сначала он покружил вокруг своей оси, как огромный волчок, потом решился, отошел на один шаг от столика, вернулся, чтобы извиниться перед Волиным, по дороге похлопал певицу по щечке и решительно двинулся в путь. Его бородка угрожающе выдвинулась вперед. Но все смягчала приветливая улыбка. Он шагал прямо к доктору и его друзьям. Шагал с удивленно приветливым лицом, с видом светского человека, восхищенного счастливой, неожиданной встречей. Он уже за три метра приготовил свою первую фразу в этаком полушутливом, полудоверительном тоне:
— Доктор… Мосье Лертилуа… Сударыни…
Неужели он решил пожелать знакомой компании счастливого Нового года?
— Садитесь, садитесь, господин сенатор…
Это приглашение последовало от Орельена. Сенатор пододвинул стул, улыбнулся фисташковой дамочке, два или три раза поклонился Симоне, с которой его никто не познакомил. Этой девицы он еще не знал. И украдкой бросил взгляд на ее грудь.
— Мосье де Мальмор, сенатор Бар…
Взмахом руки сенатор прервал доктора, решившего представить их друг другу. Ему вовсе не улыбалось знакомиться с этим молодым человеком, у которого такая уродливо-длинная шея и не соответствующее его наружности претенциозное имя.
— Прошу вас, господа, запомнить, что нынешней ночью вы меня здесь не видели, понимаете, что я хочу сказать? Не видели меня здесь. Я не здесь. Я в Люксембургском дворце. — Сенатор то и дело мило подхихикивал, и от раскатов его голоса с характерным южным акцентом дребезжал хрусталь. Он согласился выпить с ними бокальчик. Пена хлопьями стекала по его холеной бородке. Он незаметно ущипнул фисташковую соседку, очевидно, он ее знал как завсегдатай заведения, которое усердно посещал ради Манон Грёз.
— Да, господа, решено и подписано, вы меня не видели… Я не покидал нынешней ночью Сенат… Воистину историческая ночь. Всего в четвертый раз с тысяча восемьсот семидесятого года бюджет республики будет принят вовремя, сразу, без десятка предварительных вариантов! Да, да! И все это благодаря существованию некоей юридической уловки, позволяющей продлить старый год на несколько часов. В одиннадцать часов пятьдесят минут пристав Палаты остановил часы, висящие в зале заседания, и только в половине четвертого, когда я ушел, принимали последние статьи мои коллеги, которые всегда отстают на год. Если они кончат к шести часам, к половине седьмого, и то слава богу… Ну, вот я и сбежал потихоньку… понятно?.. В четвертый раз с семидесятого года! Лучше будет, если вы ничего не скажете Эдмону о нашей встрече, из-за мадам Барбентан… Мы здесь среди джентльменов! Но, простите, меня ждут…
Он поспешно засеменил к столику Волина.
— Вот вам, мой милый, акционерное общество «Косметика Мельроз» почти в полном сборе, — сказал Декер. — Не хватает только одноручки! Нет, нет, не нужно заказывать еще бутылку!
— А если мне так хочется, — ответил Орельен с нехорошей улыбкой. — В четвертый раз с семидесятого года. Гарсон!
— Тебе пора идти спать, Роже, — вздохнула Симона.
Он пристально взглянул на нее. Вот он сидит здесь, и она ждет, когда он захочет с ней пойти… Он рассмеялся. Слишком в этой жизни все просто. Сенатор, шампанское, Симона. Что ж. Он пойдет и будет спать с ней. Жестом собственника Орельен положил руку на обнаженное плечо Симоны.
— Гарсон!
Но прежде чем уйти, следует набить морду этому паяцу несчастному, и поэтому он схватил господина де Мальмор за галстук. Попадали стаканы, раздался звон разбитой посуды, доктор бросился разнимать сцепившихся мужчин, с соседних столиков оборачивались, молодой человек что-то бормотал… Орельен бросил на стол билет в тысячу франков. Молодой человек с кадыком твердил:
— Вы просто не в своем уме!
Симона умоляюще произнесла:
— Деньги, Роже, возьми свои деньги… — Она подобрала сдачу и оставила гарсону на чай.
— Ведь ты знаешь, где я живу, — на той маленькой улочке возле «Мулен-Руж». Пойдем скорее, у меня газ, ты согреешься…