Сун Юньхао ринулся вниз. На улице, которая граничила с куском тьмы, он спрыгнул с дао. Юго-восточная окраина оказалась совсем убогой. Улочка была кривая, грязная — ещё хуже той, где стояла цирюльня, а уж постоялый двор на её фоне мог показаться дворцом. Ни куста, ни единой травинки. Серый камень нагонял тоску не хуже тёмной ци.
Какая-то женщина с корзиной белья выглянула робко из-за калитки. Сун Юньхао жестом велел ей убраться в дом, но она сдуру бухнулась на колени.
— Есть дети? — спросил он вполголоса.
— У этой ничтожной их трое, — пролепетала она дрожа. — Г-господин, мы ничего…
— Убирайся в дом и забери детей с улицы. Если они вдруг на улице. Ставни закрой. — Он подумал, что в тёмных тварях она ничего не смыслит, только совсем рехнётся от страха, и сказал: — Это всё равно что дикий волк, поняла? Запри всё.
Стены были кривые и высокие — худшее из возможных сочетаний. Те, кто здесь жил, и света толком не видели.
С Гунпин в руке Сун Юньхао вспрыгнул на стену.
Мстительные духи, призраки самоубийц и любая нечисть, когда-то бывшая людьми, могли привязываться к домам или вещам, а могли, как и люди, бросать обжитые места и вообще вести себя как угодно непредсказуемо.
Но тварь, похищавшая детей, была похожа на обыкновенное создание тьмы, неразумное, как зверь. Такие на рассвете возвращаются в свои привычные норы.
Но сегодня она не торопилась. Погода была такая скверная, иньская, что нечисть начала путать день с ночью? Или он всё-таки ошибся, и логово её не в лесу на востоке города?
По крайней мере, он не ошибся, выслеживая тварь.
Она притаилась на задворках какого-то дешёвого кабака, где с утра не было ни души. Пару дней назад здесь пролилась кровь: должно быть, один завсегдатай в пьяной ссоре зарезал другого или проломил череп табуретом. Даже Сун Юньхао мог уловить запах смерти, а тварь наслаждалась им, как знатоки благовоний — ароматом из курильницы.
Тварь, сгорбившись над своей добычей, быстро перебирала тонкими лапами. Их было, кажется, пять. У зверей не увидишь непарных конечностей — только создания тьмы настолько омерзительны, что даже своим телом бессмысленно нарушают гармонию мироздания.
Нет, эта была из породы, которая хуже звериной. Четырёхрогие тулоу и змееглавцы с Девяти Холмов просто пожирают людей. Эта — забавлялась.
Она укачивала труп в своих непарных лапах, как девочки качают кукол. Крови не было и на одежде ребёнка, но тело показалось Сун Юньхао странным для недавно погибшего — слишком мягким и как будто сдувшимся.
«Говорят, костей внутри не осталось», — сказал болтун У Да.
Сун Юньхао тогда не поверил. Людская молва слишком часто изобретала чудовищ куда причудливее настоящих. Первое, чему его научили в Болине, — не слушать городские сплетни.
Тварь подняла узкую голову с бугристыми наростами на макушке. Удивительно крошечная морда была плоской и, как обезьяньи рожи, смутно напоминала человеческое лицо. Только вот ни глаз, ни носа на ней не было. Узкое отверстие в самом низу морды Сун Юньхао даже не сразу заметил, но тут оно приоткрылось, округлилось, будто тварь собралась снова запеть. Или он просто её не слышал?
Сун Юньхао подумал мимолётно: может, только дети слышат. Может, Чжан Вэйдэ был достаточно юн, чтобы услышать, и уже недостаточно юн, чтобы заинтересовать чудовище.
Вместо песни из круглой дыры выплеснулась тьма. Он отбил удар, уперев ладонь в клинок.
Тварь забеспокоилась. Она оттолкнула в сторону тело ребёнка и приподнялась на пару ладоней над землёй. Видимых ног у неё не было, как, впрочем, и туловища. Ниже шеи — только бесформенная тьма.
Сун Юньхао атаковал её обычным рубящим ударом, но она легко увернулась. Всё его тело обожгло болью изнутри, но он только зло усмехнулся. К раскалённой лаве в жилах он привык уже давно.
От его первого удара тварь тут же словно обезумела: не привыкла, что ей могут дать отпор, а тем более напасть. Она накидывалась на него словно одержимая. Так проще — не придётся самому стараться.
Сун Юньхао отсёк ей пару лап. Но может, их было семь, а не пять, или они отрастали снова.
Его собственные кости тоже пока не расплавились, но уж он-то, конечно, был безнадёжно стар, чтобы сойти за игрушку.
***
Ло Мэнсюэ сбежала с лестницы, когда Чжан Вэйдэ допивал третью чашку чая.
Они с А-Ли к тому времени почти мгновенно прикончили огромный чайник на двоих, но во рту у Чжан Вэйдэ было по-прежнему сухо, как в пустыне.
А-Ли яростно протирала стол и бормотала:
—…говорит: «Иди работать», а я говорю: «Это же тётушка и двоюродный братик, как же я могу», я бегом, а хозяин…
Чжан Вэйдэ мечтал, чтобы торговцы велели ей подать им новое блюдо, но они ели молча и медленно, и Чжан Вэйдэ приходилось сочувственно кивать. Ясно, что А-Ли по доброй воле не уйдёт, ну разве что протрёт дыру в столе, но и тогда, скорее всего, даже этого не заметит.
Ло Мэнсюэ торопилась, прыгала через ступеньку, и Пин-эр, снова заботливо укутанная в плащ, за ней не поспевала. У подножия лестницы Ло Мэнсюэ всё же остановилась, обеспокоенно поглядела на девочку и взяла её за руку.
— Где Сун-сюн? — спросила она тихо.
— Ищет чудовище. Ты всё слышала?