Орда I

Мать Медведица губами пошамкала, что-то обдумывая и начала излагать сжато да уклончиво:

– Ну, первые круги это и не испытания. Так баловство почитай. Подготовка на будущее, но для всех обязательная. Чистят разум с телом да на крепость пробуют. Коль пройдёшь – значит для настоящих испытаний годная. Подготовка проходит долго да муторно. Ни один год тут девы засиживаются. А вот сами испытания, как правило, быстрые да смертельно опасные. При этом кто-то жертвует разумом, лишаясь его напрочь да полностью. Кто-то, телом становясь уродом да убожеством, а кто-то и с самой жизнью прощается.

Мать Медведица вроде как рассказ закончила, уставившись взглядом в стену бревенчатую, а по спине у Райс дорожка пота побежала холодная. Молчали обе. Каждая, о чём-то о своём думала.

– Зачем ты рассказала мне всё это? – нежданно-негаданно потребовала ответа дочь царская, – до этого у меня хоть надежда была, цель впереди виделась. Хоть придуманная да реально не достижимая, но цель желанная. Ради которой я терпела, а теперь?

Матёрая не ответила.

– Я думала, что вы растите из меня царицу будущую, – призналась рыжая, уже не скрывая своих фантазий от хозяек Терема, – это подхлёстывало да заставляло вперёд двигаться. Полагала, что, пройдя эти круги унизительные я кем-то стану по-настоящему. Кем-то важным да значимым.

– Так и будет, девонька, – прервала её сопливые излияния вековуха властным голосом, – пройдя круги теремные, станешь одной из нас. А вот уж одна из нас становится главой клана нашего, да заодно как довесок обязательный, царицей степи с её вольными народами.

Райс опешила. В груди колотилось сердечко как у зайца загнанного. Матёрая хитро хмыкнула, подёрнув плечиками, повернулась к деве очумевшей, да продолжила:

– Не покривив душой, скажу, что все, кто проходят круги теремные, растят в себе царицу будущую. Мы все сёстры меж собой да все меж собой равные, а вот кому нас за собой вести, то опять решает Троица. Им сверху видней всё-таки.

– Как это происходит? – выпалила в азарте прикосновения к тайне, рыжая.

– Ты поднимись сначала до нас, торопыга любопытная, – скривилась в ухмылке Мать Медведица.

Райс уже и забыла о том, что могла стать жертвой выбранной, а не одной из «особых» дев, госпожой всего мира признанной. Теперь её цель бредовая одномоментно приобрела статус реальности. Хандру как рукой сняло, а в глазах сверкнул азарт борьбы за мечту да победные проблески далёкие как по ней так неминуемые.

– Ты спросила, на кой ляд я тебе всё это рассказываю? – вдруг спросила Матёрая после долгой паузы и, перейдя на шутливый шёпот заговорщицкий ответила, – я обещала твоей маме: чем смогу – помогу. Хоть мы немножко с ней нарушаем правила, но Вал Вседержитель простит это мелкое прегрешение, а Мать Сыра Земля ни почто не выдаст нас на съедение. Ну как, рыжая? Помогла ль я тебе, чем смогла?

– Даже очень, Мать Медведица, – отвечала дева восторженным шёпотом да разливаясь от счастья в улыбке благодарственной…

На дворе полетел первый снег хлопьями колючими, когда царская дочь пробудилась поутру сама без посторонней помощи и не узрев стола со скамьёй ненавистного, замерла в полулежащем положении. Опосля того разговора памятного да нескольких дней отдыха с размышлениями, она с первой же попытки выдержала сидение. Только вот не совсем следила за этими днями одинаковыми.

С вечера вроде, как казалось, что положенные дни высидела, но вошедшая Матёрая, загоняя деву на лежак как всё время последнее, почему-то эту уверенность из Райс выбила.

Испив дежурный черпак воды, что у изголовья ставился, и разрешался перед сном да после, для употребления, она упала на лежак с мыслями сомнения. Потом собралась, встала да на ногах обессиленных, нерешительно к двери двинулась. Тронула. Дверь открылась играючи. Распахнулась сама без усилия.

Дева постояла ошеломлённая ещё время какое-то, дыша грудью полною словно задыхалась без воздуха, а затем завизжала, да так что весь Терем взбудоражила.

Когда на шум сбежались его обитатели, то увидели деву растрёпанную да измождённую, кулём валяющуюся в дверях да горько рыдающую. Все как одна принялись поздравлять неутешную. Кто-то додумался воды подать да сунуть кусок лепёшки в руку ослабшую. Райс пить не стала, а лепёшку в руке зажатую, прижала к груди, озираясь на девок теремных, как бы кто не отобрал драгоценность невиданную. Сначала дщерь царская на боку валялась, продолжая поскуливать, наотрез отказывалась даже садиться не то что идти куда-нибудь. Наконец сообща, с гомоном да девичьим щебетанием её подняли и сопроводили торжественно на кухню теремную, где исхудавшая до безобразия ярица, от которой лишь «глаза остались» лазоревые, стоя кормить принялись только что сваренной кашкой постною.