Орда

Смоленские части — 2-й Смоленский, 15-й Вержавский и 8-й Полоцкий полки, размещённые в западных блокгаузах и не принимавшие участия в минувшем бое, деловито сновали по брошенному стану, брали под охрану всё оставленное противником имущество, повсеместно вязали богато одетых имовитых пленников, при этом без лишних затей добивали простых воинов. На этом фоне владимирские городские полки, совершившие совместную с нашими войсками вылазку из города, смотрелись бедными и никчёмными родственниками. От их услуг и какой — либо помощи все полковники как один отказывались. Владимирцам ничего не оставалось, как сгрудившись всем скопом, с рассеянным любопытством наблюдать со стороны за трудящимися, словно неутомимые пчёлки, ратниками Смоленского князя. Заслушав по пути доклады от корпусных воевод, направился прямо к нашим союзникам, необходимо было устанавливать контакты и налаживать отношения.

Завидев несущуюся прямо на них грозную, чёрную как смоль крылатую конницу, почивавшие ополченцы, все как один повскакивали на ноги. Но заметив, что со стороны смолян никаких агрессивных поползновений не происходит, владимирцы малость подуспокоились, сообразив, кто именно к ним скачет.

Предварительно разоружив, телохранители подпустили ко мне владимирского воеводу Петра Ослядюковича, единолично возглавившего оборону города после опрометчивых поступков суздальских князей, закончившихся их гибелью. Вместе с ним проследовали бояре, несколько сотников.

— Здравствуй княже! — низко поклонился в пояс воевода. Этому примеру последовали и его соратники, стоявшие чуть поодаль. — Вечно я, все мы, все жители Владимира будем за тебя Богу молить, что спас нас от неминуемой лютой погибели! Спасибо тебе, Владимир Изяславич! — и опять Пётр поклонился в пояс вместе со всеми своими боевыми товарищами.

Я соскочил со своего коня, стараясь незаметно размять затёкшее тело.

— Вам всем спасибо славные вои, что МОЙ город отстояли от злого ворога! — решительно заявил я без всяких двусмысленностей.

Владимирцы застыли с ошалелым видом, переваривая услышанное.

— Знайте, что никого силой неволить не буду. Кто согласен служить мне и Смоленской Руси верой и правдой, должны будут присягнуть путём крестоцеловальной клятвы, признавая тем самым меня своим единственным законным государём. Те из вас, кто по — прежнему верен своим бывшим недальновидным и предавшим вас князьям, глупому потомству Долгорукова — скатертью дорога, никого во Владимире даже на лишний час не задерживаю!

Петр Ослядукович, вместе с парой других воевод, не пожелавших дать мне присягу, был немедленно взят под стражу. Сразу после своего категоричного отказа он был прямо на месте скручен моими телохранителями. Остальные владимирские бояре, командиры ополчения, незаметно для себя оказались в плотном кольце окружения эскадрона телохранителей. Выслушав аналогичное по смыслу предложение, что недавно получил их воевода, они без долгих раздумий и совещаний, всем скопом, встав на колени, принесли крестоцеловальную присягу нашим полковым капелланам.

Среди основной массы простых воев обескураженных и деморализованных событиями последних дней отказников набралось два с половиной десятка, в основном княжеских гридней. Аресты и взятие под стражу — это была временная и вынужденная мера, так как не стоило раньше времени, о чём бы то ни было информировать беглого князя Юрия Всеволодича. Несколько позже я намеривался их всех отпустить к своему беглому князю.

Своим новым подданным я приказал выстроиться для смотра. С тяжким сердцем я оглядывал владимирцев застывших в строю в порванных и окровавленных кольчугах, в помятых шлемах, с зазубренными копьями и мечами в руках. У большинства то тут, то там виднелись окровавленные повязки, некоторым, судя по комплекции, не было и тринадцати лет. Заметив скоромно спрятавшуюся за спинами старших товарищей группку таких подростков, я направил к ним своего коня. Следом за мной неотступными тенями увязался десяток телохранителей.

— Расступитесь — ка братцы, дайте мне на юных героев взглянуть!

Передняя шеренга ополченцев послушно расступилась, открыв моему взору пятерых восхищённо взирающих на меня безусых ребят.

— Сколько вам годов, юные вои?

Они в смущении смотрели на меня своими большими глазами, не произнося ни слова.

— Оглохли? Или немые? — рявкнул показавшейся из — за плеча Сбыслав. — Вас спрашивает ваш государь, сколько вам лет? Немедля ответствуйте!

— Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать…, — робко послышались какие — то странные детские голоса, совсем не юношеские, хотя, судя по годам, должны были бы быть уже сломавшимися. Ладно, один человек может быть исключение, но не все же сразу! Я от удивления встряхнул головой.

— Вы, что, кастратов в строй поставили? — заржал малость ошалевший Сбыслав.

А я стал догадываться, что — то здесь явно что — то не чисто с гендерной принадлежностью у этих малахольных юнцов.

— Ты! — указал я пальцем на крайнего слева воина, — назови своё имя!

— Ульяна, — пропищала ещё больше покрасневшая девица.