Орда

Невиданные ранее, опустошительные по силе взрывы не только уничтожали монголов огнём, чудовищной компрессией и осколками, но и проламывали речной лёд. Взрывы и тут же возникающие ударные волны одномоментно слизывали, как корова языком, сотни монголов. А чуть позже, вперемешку с шимозными бочонками во врага полетели глиняные ёмкости с напалмом смоленского производства. Кругом горело всё что можно, и всё, что нельзя!

Замёрзшая речная гладь прямо на глазах заполнялась частой сетью разломов, а её поверхность превратилась в непонятное красное месиво, заваленное извивающимися телами. Растопленные взрывами прогалины и треснувшей во многих местах речной лёд, более не способный выдержать вес степного конника, проглотили не одну тысячу степняков. Лошадиные и людские головы во множестве виднелись над кромкой воды. Они цеплялись друг за друга, барахтались, но под тяжестью амуниции и со сведёнными от холода мышцами все ушли на корм рыбам.

Спасаясь от разверзшейся Преисподни, монголы, те, кто был на это способен, всем скопом кинулись к берегам, создавая неимоверную толчею и ужасающую давку. Шимозамётчики быстро сориентировались и прошлись серией взрывов вдоль берегов реки. В небо взметнулись яркие столбы огня, сплетённые с черными клубами дыма. Некогда самая дисциплинированная армия в мире превратилась в потерявшую голову и вопящую от страха толпу, скорее даже в оседланный укротителями дикий табун мустангов. Монгольские лошадки тоже были хоть и много повидавшими, но живыми существами, а сейчас они просто вышли из — под управления и не слушались никаких команд наездников.

— Смешались вместе, кони, люди, — некстати вспомнились мне слова классика.

Череда мощных шимозных взрывов послужило сигналом для вошедших в город ратей и местных ополченцев. К этому моменту смоленские рати прошли насквозь весь город, усилившись уже давно готовым к бою городскими дружинами народного ополчением. И как только за городскими стенами послышался сильный незнакомый грохот, из Серебряных ворот «Ветчаного города» вслед за смоленскими полками повалила разномастная колонна владимирских ополченцев, пеших и конных, воинов и мастеров, со щитами, копьями, мечами и рогатинами. Под раздачу попал монгольский стан вместе со ставкой Батыя у реки Лыбедь. Взрывы шимозы, визги ужаса и боли монголов, смешались с яростным воем выскочивших из города смоленских ратей и городовых полков. С противоположной стороны города, на север, направилось часть ратей, что весь день сдерживали монгольские атаки у Вознесенского монастыря. Спешно пройдя мимо Золотых и Ирининых ворот, обогнув «Новый город» войска с другого края также вышли к реке Лыбедь. Большая же часть войск принялась активно зачищать берега Клязьмы от временно дезорганизованного, раненного, контуженного, объятого пламенем и сгораемого заживо противника.

Пришедший из степи лютый зверь, впервые в жизни почувствовав себя в сети, судорожно затрепетался. Его всё сильнее сжимали в тисках перемалывающая всё живое русская железная пехота и кружащие словно вороны, выведенные из «гуляй-города» ратьеры.

Для монгольских ханов, нойонов, темников, да, что там, даже для распоследних обозных пастухов, случившееся только что «светопреставление» стало последней каплей. Теперь все в монгольской Орде, скукожившейся с изначальных семидесяти до теперешних десяти тысяч, придерживались одного и того же мнения — надо срочно уносить отсюда ноги, и чем быстрее и дальше — тем лучше. Прорываться по Клязьме, через пехотные позиции они разумно посчитали самоубийственной. Пораскинув мозгами военноначальники поняли, единственный их выход — прорыв на восток.

К тому же восточное направление отхода было предпочтительнее ещё и потому, что монголы рассчитывали на Волге, а может и раньше в нижнем течении Клязьмы встретиться со своими соплеменниками — с двумя вышедшими из Булгарии туменами, от которых, что странно пока не поступало никаких вестей.

Шокированные, обескураженные, тем не менее с трудом воссоздавшие подобие дисциплины, но уже окончательно сломленные духом ордынцы, сбились в один сильно потрёпанный тумен, прихватив самую ценную часть обоза и поднимая над собой тучи снежной взвеси, направили морды своих коней на восток.

После достигнутого успеха приостановившие своё наступление ратные каре я застал на месте покинутого впопыхах становища Бату — хана. Преследовать монголов я не стал, потому как знал, что всё равно они далеко не уйдут, с обозом, по крайней мере, уж точно. Моим же войскам требовался срочный отдых.