В конце книги мы подошли к наиболее спорной и проблематичной части нашей работы. То, с чем предстоит сейчас познакомиться читателю, почти невозможно строго обосновать, ибо речь идет о нашей оценке направления эволюции отечественного хозяйства, причем об эволюции, идущей не по воле правительства или реформаторов, а формирующейся стихийно, в результате решений, принимаемых каждой фирмой независимо друг от друга. Увы, эволюционная экономическая теория, которая, по идее, должна описывать подобные процессы, во всем мире пока еще находится в младенческом состоянии[293].
Вместе с тем авторы не считают правильным уклониться от рассмотрения общей направленности конкурентных процессов в современной России, от передачи ощущения начинающегося тектонического сдвига, которое возникло у них при работе с массивами фактического материала. Поэтому мы призываем читателей отнестись к последующим страницам как к своего рода факультативному чтению, как к еще одному «видению» (Vision), подобному тому, которое возникает в голове предпринимателя, пытающегося заглянуть за горизонт повседневности. Оно заведомо неточно, но от этого потенциально не менее продуктивно. Читателям же, привыкшим доверять лишь строго доказанным положениям, мы можем посоветовать просто пропустить последующие страницы.
Об эволюции вообще
И начать нам придется издалека, с общих научных представлений об эволюции. В биологии, на «родине» эволюционных концепций, выработано два принципиально разных способа объяснения эволюции – ламаркистский[294] и дарвинистский подходы. Предельно огрубляя и упрощая их содержание[295] (что до какой-то степени извинительно, поскольку биологические концепции применимы к экономике лишь на правах метафоры), можно свести их отличия к следующему (табл. 6.3).
По Ламарку, виды живых существ эволюционируют потому, что интенсивно функционирующие органы усиливаются и развиваются, не находящие же употребления ослабевают и уменьшаются. Так, согласно наиболее цитируемому примеру, шея жирафа удлиняется потому, что он ее тянет, стремясь достать листву с верхних веток. Функционально-морфологические изменения, возникающие вследствие такой избирательной тренировки, согласно Ламарку, передаются по наследству и плавно накапливаются. Каждый следующий жирафенок рождается со все более длинной шеей.
Самое же главное в нашем контексте то, что изменения, по Ламарку, происходят
Таблица 6.3
Биологические аналогии эволюционных процессов в экономике России
Дарвин заменил идею о целенаправленной изменчивости идеей случайной изменчивости. Как известно, дарвинистский механизм эволюции основан на случайных изменениях (или, в терминах генетики, на мутациях). В отличие от ламарковских изменений большинство мутаций не только неполезно, но откровенно вредно. Последнее прямо вытекает из их случайного характера: путем внесения случайных изменений в сложную систему организма куда вероятней получить некие уродства, чем усовершенствования.
Здесь, однако, вступает в дело фильтр естественного отбора. Хотя удачные мутации редки, именно они определяют направление эволюции вида. Ведь в борьбе за ограниченные ресурсы особи с благоприятными мутациями имеют более высокие шансы на выживание. Можно сказать, что, по Дарвину, виды живых существ прекрасно приспособлены (адаптированы) к окружающей среде потому, что неприспособленные особи регулярно выбраковываются. В череде поколений потомки удачных мутантов постепенно вытесняют всех прочих, поскольку те не имеют новых свойств, облегчающих выживание.