От флотов тянулась вереница транспортников — настолько длинная, что самые дальние казались крохотными искрами. Десантные катера и тяжелые погрузчики составляли бесконечный конвейер ресурсов, текущих в духовную обитель сынов Сангвиния. Больше дюжины орденов опустошали трюмы кораблей, поставляя оружие, танки, боеприпасы, провиант и многое другое. Все это принималось с благодарностью. За раскопанной второй стеной тем временем воздвигалась третья, составленная из низких сборных сегментов, входящих в оснащение все орденов Космодесанта. Новые части изготавливались прямо на глазах у Данте. Автокастелаторы сгребали ковшами песок и сгружали его в плавильные формы на прицепах. Под огромным жаром и давлением песок твердел и обретал форму. Свежие, еще дымящиеся сегменты линии обороны складывали в пустыне, а затем тягачи отвозили их в нужные места. Вокруг монастыря выстроилось множество машин, покрашенных в различные оттенки красного. Сотни технодесантников со всей Галактики прохаживались вдоль рядов угловатых танков, делясь идеями и опытом со всеми готовыми слушать.
Данте не торопясь обходил Аркс, желая лучше разглядеть воинство Ангелов. Балор, рубиновое солнце Баала, заливал его золотую броню красным светом. Несомый ветром песок шелестел о керамит панциря. Аркс Ангеликум возносился так высоко, что шум собравшейся в пустыне армии и грохот укрепительных работ превращались здесь лишь в смутные намеки на звук. Рокот моторов казался далекой дрожью. От мириадов разговоров оставались лишь редкие выкрики. Гул реактивных двигателей казался не громче шороха песка. Хотя Данте обладал столь же острым слухом, как и любой космодесантник, ничего сверх этого он не различал. Он не включал динамик вокса, и сенсоры брони оставались в спящем режиме. После бессонных недель, проведенных за встречей потока прибывающих и за составлением планов действий, на стене он искал покоя и готов был добиться умиротворения, если оно не приходило само по себе. Воинство собиралось у его ног в прозрачной тишине пустыни. Через каждый километр стояли в карауле пары крылатых Сангвинарных гвардейцев. Они отдавали честь владыке, когда он проходил мимо. Воины носили броню, почти в точности повторявшую доспех самого Данте, но маски Саигвинарной гвардии отражали черты их владельцев. Из всех людей лишь Данте носил лицо Сангвиния. Это бремя принадлежало ему одному.
Баал-Секундус сдвинулся в небе, закрыв край солнца и на время погрузив пустынный мир в сумрак. Краткий период тьмы продлится не больше часа, пока Баал-Секундус не пройдет по орбите дальше и день не возобновится. Затмения — обычное явление на всех трех мирах Баала. Ни на одном из них нет просто дня и ночи.
По мере того как луна закрывала Балор, темнота усиливалась, а температура падала. Из пустыни вдруг подул теплый ветер, развевая флаги Кровавых Ангелов и хлопнув плащом Данте.
Словно подгадав момент, в этот краткий промежуток ночи одна из множества бронированных дверей Аркс Мурус выпустила Мефистона. Джеррон Литер, глава астропатов, шагал в его черной тени. Старший библиарий Кровавых Ангелов являлся почти такой же легендарной личностью, как и Данте. Он был одним из сильнейших псайкеров среди Адептус Астартес, и о мощи его ведал весь Империум. Но если Данте славили и искали его предводительства, то Мефистона чурались. Он хранил тайны и внушал страх.
Мефистон не пытался опровергнуть свою репутацию. Его броня напоминала мышцы освежеванного человека, странным образом оправленные в золото. Каждое волокно обнаженной анатомии с любовью воспроизвели в керамите, и искусство исполнения только подчеркивало ужас этого зрелища. Доспех отличался более глубоким оттенком красного, чем обычно у Кровавых Ангелов, — из-за темно-алого цвета артериальной крови, покрытого блестящим лаком, казалось, будто кожу только что содрали. Как правило, библиарий не носил шлема. Его лицо обрамлял психический капюшон необычной формы. Мефистон обладал нечеловеческой красотой в ордене, прославленном физическим совершенством, и схоласты Кровавых Ангелов уподобляли его самому Сангвинию. Но если Мефистон и походил на генетического отца, то лишь на мертвого, ибо красота псайкера являла совершенство надгробного изваяния. Его мятущаяся душа обращала прекрасное в уродливое, а безжалостный ледяной свет его глаз мог напугать даже храбрейшего из людей.
Литер был не менее выдающимся в своем роде. Он пережил ритуал связи души, сумев сохранить физическое зрение. Практически у всех астропатов, которых встречал Данте за свою долгую жизнь, глаза выжгло соединением с Императором, они ослепли, а некоторые и вовсе лишились всех земных чувств. Эта уникальная характеристика знаменовала силу воли и психическую мощь Литера, равно как и бесконечную милость Императора. Настолько ценный астропат, назначенный к Кровавым Ангелам, служил знаком почтения, с которым относились к ордену в Адептус Астра Телепатика.