Опрокинутый горизонт

– Сядь вот здесь, – приказал ей Джош, указывая на уютное местечко, поросшее мягкой травой.

– Что внутри? – снова спросила Хоуп.

– Кое-какие купленные нами вместе безделушки и написанное мною письмо.

– Тебе понадобилось завести меня сюда, чтобы отдать его мне?

– Сейчас ты его читать не будешь.

– Ты уверен, что все в порядке?

– Нет, но мы стараемся изо всех сил, правда?

– Что ты от меня скрываешь?

– Знаю, велика вероятность, что ты сочтешь меня психом. Хочется верить, что ты любишь меня именно за то, что я немножко псих.

– И за это тоже.

– Ты подарила мне столько любви, что смогла кое-что из меня вылепить. На собраниях анонимных разочарованных я скажу, что меня спасла невероятная женщина. Мы были счастливы, а это влечет некие обязанности по отношению к счастью. Компьютер Центра научил меня одной вещи. Каким бы ни было заданное уравнение, быть вдвоем – значит аннулировать вычитание и сложение. Чем меньше останется от одного или от другого, тем больше останется от нас двоих. Ты первой сказала, что Барту не взять верх над твоим разумом. Я с удовольствием швырнул бы его в море, в каком-то смысле я плавал в нем до тебя. Я играл в колдуна и несказанно этому рад.

– Ни слова не понимаю из того, что ты говоришь, милый Джош.

– Все просто. Мы отправимся завоевывать время, необходимое, чтобы найти способ тебя исцелить. В лабораториях всего мира безымянные ученые бьются над тем, как положить конец владычеству Барта и его братии. В один прекрасный день у них получится, как уже получилось придушить оспу, полиомиелит и чуму. Жизнь и смерть – всегда лишь вопрос времени.

И Джош поведал Хоуп о своих экспериментах. Он рассказал о своем необыкновенном шлеме, объяснил подробности проекта «Нейролинк». Хватит несколько месяцев, чтобы записать содержимое ее памяти. Эти месяцы у них есть. Сознание Хоуп сохранится в сервере Центра, а для того, чтобы она когда-нибудь возродилась, нужна криогенизация ее тела.

В будущем – по его представлениям, не таком уж далеком – прогресс науки позволит воскресить ее и соединить тело и сознание. Поскольку смерть – вопрос времени, нет причин не относиться так же и к жизни.

Хоуп задумалась о перспективе превратиться в Спящую красавицу, лежащую в гробу из азота. Он показался ей слишком фантастичным, однако в нем явно было куда больше поэзии, чем в упокоении на кладбище.

– А ты, милый Джош, будешь тем временем жить и стариться?

– Нет, я буду ждать тебя.

– Так что там с чемоданчиком?

– Мы спрячем наши любимые вещи, чтобы ты их потом нашла.

Джош достал из кармана нож и опустился на колени. Сняв верхний слой почвы, он отложил нож и стал рыть землю голыми руками. Получилась довольно глубокая яма, в которой можно было спрятать их воскресные сокровища. Джош опустил в нее чемоданчик, и они с Хоуп стали забрасывать его землей.

Их отчаянные старания завалить эту бездну печали стали пьесой, исполненной в четыре руки в сопровождении рокота моря.

Джош высмотрел неподалеку большой белый камень, с трудом его приподнял и принес, чтобы поставить на то место, где была яма. Им опять понадобился нож: они нацарапали им на камне свои имена.

– Что, если я действительно однажды вернусь, а тебя не найду?

– Найдешь, я уверен, если не меня самого, то воспоминание обо мне в чужом взгляде, в чужом сердце, в чужой молодости, и станешь любить этого человека изо всех сил, которые дам тебе я. Настанет твой черед даровать мне миг вечности. Ты скажешь ему, что мы были первыми безумцами, одурачившими смерть, и будешь радоваться нашей изобретательности. Ты расскажешь ему обо мне в первый и в последний раз, потому что должна будешь освободить место для него.

– Ты понимаешь, что говоришь? Твоя история, милый Джош, – это опрокинутый горизонт.

– Может быть, но, поверь, так гораздо красивее.

Хоуп пообещала обдумать его замысел, даже не веря в него. Но умоляющий взгляд Джоша дарил надежду. Мысль, что он еще сильнее не в своем уме, чем она предполагала, ее не отталкивала, но для нее невыносимо было думать, что он потеряет достоинство.

– Вернемся домой, – сказала она, – мне хочется убраться подальше от этой пляжной могилы. Надеюсь, в чемоданчике не было деревянного самолетика, который я тебе подарила: он обошелся мне в целое состояние и я к нему неровно дышу.

* * *

Под вечер они опять погрузились на паром. Облака в небе представлялись Хоуп, замершей над водой, то святым Конем, то святым Гиппопотамом. Джош незаметно подошел к ней и тоже застыл, запрокинув голову.

Барт поджидал Хоуп на пристани. Он, видимо, долго терпел, потому что с наступлением вечера напомнил о себе с новой силой, заставив ее расплачиваться за попытку бегства.

Глубокой ночью Хоуп села в кровати и, зажав ладонями голову, издала истошный вопль. Джошу пришлось долго с ней бороться, чтобы заставить опустить руки. Потом он схватил телефон, но Хоуп умоляла его не звонить в больницу. Она обещала сама обуздать Барта, это было делом считаных минут.

Приступ продолжался час. Хоуп перестала стонать, она так обессилела, что буквально упала Джошу на руки.