Тотеногрел сыграл двенадцать смертельных нот. Не так громко, как «Бешеная Грета», конечно, и не так споро, как «MG-42». Но все же достаточно эффектно.
Жахнули все двенадцать стволов. Немного растянутым залпом. Но что-то попало в цель.
Водителя повалило на руль, сбросило на землю сидевшего сзади автоматчика. Пулеметчик в коляске откинулся на спинку сиденья.
Видимо, рука рулевого судорожно дернулась на ручке газа.
Взвыл, захлебываясь, мотор. Тяжелый мотоцикл, изрешеченный картечью и потерявший управление, прыгнул в телеги, перегораживавшие тракт. Опрокинул одну повозку, сдвинул другую. Полетел, кувыркаясь, сам. Завалился на бок. Замер искореженной грудой металла. Уже по ту сторону баррикады.
Колеса еще вертелись, двигатель еще кашлял. Разбросанный экипаж лежал неподвижно.
Зато брешь, проломленная трехколесным тараном, открывала путь к спасению.
Второй «Цундапп» заложил крутой вираж. Подпрыгнул на одном трупе, на втором. Понесся к спасительному пролому.
Немцы решили выходить из боя. Прорываться. Вырываться. Надеясь на пулемет и скорость. И ничего уже поделать нельзя! Бурцев с тоской глянул на дымящиеся стволы «органа смерти». Одноразового тевтонского пулемета.
Ничего? Нельзя?
Краем глаза он увидел, как над кустами — у разбитой баррикады поднялись двое. С луками. Бурангул и дядька Адам. Две стрелы мелькнуло в воздухе. Мотоциклист-водитель в круглых защитных очках пригнулся к самому рулю. Пассажир, сидевший сзади — не успел. Первая стрела вошла ему под кадык. Оперение второй затрепетало в груди пулеметчика.
Водитель поддал газу, пролетел мимо лучников.
В узком проеме между раздвинутыми повозками — прямо на пути ревущего «Цундаппа» — встал…
Один жмудин был еще жив. Еще…
— Куда, Скирв! — не сдержался Бурцев.
Жмудинский вожак не слушал или не слышал. Скирв упер рогатину тупым концом в землю. Острие направил на приближающийся мотоцикл. Крепко вцепился в толстое древко. Заорал — страшно, громко. Так и стоял: орал и ждал. Загораживая телом брешь в баррикаде.
Наверное, Скирв делал сейчас то, что привык делать на медвежьей охоте в глухих жмудинских лесах. Когда идешь с рогатиной один на один против косолапого. Да только разгоняющийся мотоцикл — это не медведь. Тяжелый «Цундапп» на рогатину не поднять.
Эсэсовец за рулем, видимо, тоже так считал. Он бросил машину на человека в звериной шкуре. В последний момент подался чуть в сторону, чтобы не напороться на широкий заточенный наконечник. Сам — уклонился, но коляска с разгону все же налетела на острие.
Древко переломилось. Охотник кубарем покатился в сторону. Пробитая коляска подскочила. Резко — водитель не успел выровнять мотоцикл и не смог отвернуть от торчавшей слева тележной оглобли.
«Цундапп» слетел с тракта, с хрустом и звоном впечатался в дерево.
Переднее колесо выскочило из вилки. Эсэсовец вылетел из сиденья, перекувыркнулся через руль, грохнулся о землю, несколько раз дернулся и замер, неестественно вывернув шею.
В сторонке слабо постанывал сбитый жмудин.
На этом все кончилось.
Раненых немцев — таких было немного и все — тяжелые — дружинники добили, не дожидаясь воеводы, еще прежде, чем Бурцев покинул баррикаду на тракте. Шустро, в общем, ребята справились. Только никто одержанной победе не радовался. Тяжко она далась. От «Цундапповских» пулеметов пал весь жмудинский отряд. Скирв харкал кровью — видимо, бедняге отбило все потроха. Многих задело шальной пулей или стрелой. По счастью, серьезных ранений не было, но Аделаиде и Ядвиге все же пришлось изрядно потрудиться, перевязывая кровоточащие раны.
Однако все ведь могло сложиться хуже. Могло… Гораздо… Только это сейчас и утешало.
Глава 61
Возле разбитого немецкого БТРа горячо спорили Бурангул с Вальтером. Татарин и швейцарец яростно жестикулировали, указывая то на длинные стрелы, выпущенные из лука, то на арбалетные болты. Между спорщиками стоял Дмитрий, знавший и татарский, и немецкий. Перетолмачивал, видать.
— О чем спор? — поинтересовался Бурцев.
— Выясняют, что лучше — лук или самострел, — откликнулся Дмитрий.
— Там, где можно разместить десяток лучников, встанут от силы пять арбалетчика, — доказывал Бурангул.
— Зато у арбалета тетиву не надо все время держать на пальцах натянутой, — выдвигал свой аргумент Телль, — рука не устанет и в нужный момент не дрогнет.
— Лук быстрее бьет. Даже самострел Сыма Цзяна уступает ему в скорости.
— А арбалет пустит стрелу дальше и сильнее.
— Ну, это еще как посмотреть. Ты не видел настоящего степного лука.
— И не желаю. Мне хватает арбалета. Известно ли тебе, какие чудеса меткости показывал на состязаниях мой отец?
— А ты знаешь, как мой отец бил птиц влет, да на полном скаку?!
— Ну, хватит, хватит! — Бурцев решил вмешаться.
Этак дело и до дуэли дойдет. Еще к барьеру выйдут. Один с луком, другой с арбалетом. Или начнут, чего доброго, яблоки друг у дружки с голов сбивать.
— И лук, и арбалет — вещь хорошая, если умеешь с ними обращаться. Но сейчас здесь оружие получше есть. Так что давайте-ка не языком трепать, а собирать немецкие «громометы». Вот сюда все складывайте, под этой… колдовской колесницей.