Операция «Танненберг»

Теперь из «Греты» их не достать.

Зато прямо на «Грету» надвигалась полугусеничная бронемашина фрицев. Надвигалась, надвигалась…

Каково сейчас наблюдать за ней арбалетчикам, затаившимся по обе стороны тракта. Когда стрела на тетиве и рука — на спуске… А сигнала — нет. Бурцев выжидал. Чтоб наверняка. Ведь на любой войне чем ближе — тем вернее.

Метров четыреста пятьдесят уже до броневичка.

Дорога — прямая. Наводка — прямая. Бомбарда, швыряющая полутонные ядра за километр, уже способна поразить цель. Но бить-то придется не по замковой стене. Бить придется по мишени поменьше. И движущейся к тому же. Так что пусть БТР подъедет еще ближе.

Машина вильнула, чуть съехала с середины тракта, с линии выстрела. И снова — под ствол.

Четыреста двадцать метров… Четыреста…

Да, четыреста. Без малого. Глазомер-то наметан. На стрельбищах в десантуре и в ОМОНе.

Триста пятьдесят метров.

Ждем…

— Воевода, слышь, воевода, — хриплым шепотом позвал Гаврила Алексич. — Ты чего воевода?

Нервничает, ох, нервничает новгородский богатырь. А кто сейчас не нервничает? Бурцев — так больше всех.

— Тихо, — только и ответил он.

Стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Василий-Вацлав, нас могут заметить. — а это уже задергался Хабибулла, — сверху-то с шайтановой повозки лучше видно, чем с земли или с коня.

— Заметят — вдарим.

А пока — ждем.

Двести пятьдесят метров.

Ждем…

Двести.

Сто пятьдесят.

Сто.

Сто метров — более чем достаточно. С учетом габаритов пушки и снаряда — это практически в упор. Захочешь — не промажешь.

Мотоциклисты по-прежнему ничего не замечали. А вот пулеметчик в бронетранспортере встревожился, направил «МG-42» на замаскированную бомбарду.

Фриц пристально всматривается в колышущуюся стену зелени перед собой…

Неужто заподозрил неладное? Увидел что? Нутром почуял?

Что ж, пора. Все равно больше ждать нет смысла. Лучшего момента уже не будет: БТР — прямо перед стволом «Бешеной Греты».

Бурцев щелкнул зажигалкой.

Раз. Другой…

Мать твою наперекосяк!

Третий…

Ну не сейчас! Только не сейчас!

Бестолковый щелк, щелк…

Искра. Искра.

Огонек!

Наконец!

В руке пыхнул маленький яркий язычок. Перескочил на порох. Пламя шустро побежало по черной рассыпчатой дорожке.

Бурцев покатился в окоп — к Гавриле и Хабибуле. Скомандовал шепотом:

— Лежать. Заткнуть уши.

И показал пример.

На тракте застрекотал пулемет.

Глава 59

Из немецкого бронетранспортера били не по замаскированной бомбарде, не по тягачу с ядрами и не по прицепу. Зоркий фриц целил туда, где уловил подозрительное движение. Где вдруг шевельнулась листва. И пока искристый огонек бежал к затравочному отверстию, пули свистели над окопом пушкарей.

Пулеметчик, правда, успел выпустить не очень длинную очередь.

Бурцев, прикрыл ладонями уши. Подумал: «Только бы нашу „Греточку“ не разорвало от избытка пламенных чувств!».

А грохот был такой, будто разорвало. И бомбарду разорвало. И саму землю раскололо.

Содрогнулся окоп. Весь лес содрогнулся.

Бух-бух-бух! — беззвучно билось сердце.

— Мля! Мля! Мля! — беззвучно шептали губы.

Сыпались земляные комья. Падали ветки, щепка, труха и дерн.

Секунду, а то и целых две лежали в окопе оглушенные, контуженные люди. И Бурцев не видел, не мог видеть, как все было на самом деле.

Как разлетелся зеленый холм маскировки. Как лопнули тросы, удерживавшие орудие, и чудовищной отдачей отбросило прицеп-упор, стоявший позади бомбарды. Как смяло и опрокинуло тягач, а тяжелые каменные ядра покатились из кузова в разные стороны, ломая кусты и молоденькие деревца.

Как «Бешеная Грета», дернувшись всем телом, выплюнула отесанную глыбу вместе с густыми черными клубами, снопом искр, догорающим порохом, расколотым пыжом и тлеющей мешковиной.

Как, словно в жутком кегельбане, этот дымный шар разметал зеленую стену, стряхнул листья с гибких ветвей, понесся, не касаясь земли, по тракту.

Как падали и разлетались люди-кегли.

Первыми на пути ядра оказались мотоциклисты. Их смело и размазало. Смешало хрупкую человеческую плоть и тонкий металл. Солдат и «Цундаппы».

Потом — двое всадников: орденский брат с арбалетчиком. Обоих снесло, словно ураганом. Вместе с лошадьми. Отшвырнуло к обочине. Расплющив доспехи и то, что под ними.

И лишь затем сокрушительный удар обрушился на бронетранспортер.

Массивное ядро долбануло промеж фар. По капоту. По кабине. Броня промялась, вдавилась… Движок — разворотило. Кабину — сплющело. Распахнулись сорванные под чудовищным давлением люки. Разошлись сварные швы бронелистов.

Брызнувшие во все стороны куски колотого камня — большие, маленькие и совсем уж мелкая сыпь — разили подобны осколкам взорвавшейся бомбы.

Осколки снесли защитные стальные щитки впереди, и деревянные щиты вдоль бортов, и пулемет, и торчавшую за ним голову пулеметчика. И всех, кто сидел в кузове. Или почти всех.

Осколки достали, накрыли и изодрали в клочья экипаж аръергардного «Цундапа» вместе с мотоциклом. Осколки разбросали, размазали по обочинам почти весь конный отряд сопровождения. И тевтонских рыцарей, и оруженосцев, и стрелков. Каменные осколки срезали несколько молодых деревьев, словно сухой тростник…