Операция «Танненберг»

От удара полутонного ядра восьмитонный бронетранспортер сначала клюнул носом землю, потом — подпрыгнул как мячик, дернулся назад, задрал развороченный передок, едва не встал на попа.

И — тяжело рухнул на бок. Давя людей и коней.

Уцелевшие лошади шарахнулись прочь, сбрасывая всадников. Уцелевшие люди тоже орали и бежали. К обочине, к лесу. А из спасительного леса — с двух сторон — стрелы. Навстречу. Короткие, меткие, безжалостные. Из засады били арбалетчики.

Когда Бурцев поднял, наконец, голову, его взору предстала жутковатая картина. Опрокинутый бронетранспортер со смятым в гармошку передком и расколотой кабиной. Оба колеса — сорваны с передней оси. Крылья растопырены — широко, как ноги пьяной шлюхи. Правая гусеница слетела с опорных катков.

Вокруг — разбросанные, раздавленные, разорванные тела и конские туши. Искореженные доспехи. Проломленные шлемы. Расщепленные щиты. Крики и стоны раненых. И оседающая пыль.

Вот оно, бешенство бомбарды по имени Грета!

Впрочем, на тракте кричали не только раненые.

Несколько эсэсовцев и тевтонов — живых-здоровых принимали бой. И сдаваться немцы явно не собирались.

Возле разбитой бронемашины началось копошение. Поднялись щиты, заслоняя людей от стрел. Яростно застрекотали «шмайсеры», полетели с тракта в лес арбалетные болты. Ориентиром для вражеских стрелков сейчас служил столб дыма, все еще поднимающийся из жерла пятиметрового орудия, и развороченные ядром заросли. Да и само массивное тело бомбарды, сбросившей маскировку, уже проступало среди зелени.

Сыпались дождем срезанные пулями ветки и сколотая кора. Взметались фонтанчики земли и дерна. Часто-часто звенело о ребристые бока «Бешенной Греты». Звякало о перевернутый тягач и прицеп. Просвистело в воздухе две или три стрелы.

— Факел! — потребовал Бурцев.

Хабибулла сунул ему в руку палку с тряпкой, от которой несло бензином.

Под пулями, прижимаясь к земле, Бурцев пополз к малым бомбардам, выстроенным в ряд и упрятанным под ветками.

Щелчок зажигалки — и весело пляшет пламя на смоченной горючкой ткани.

Тычок пылающего факела в запальные отверстия.

Одно, другое третье…

Ба-бум! Ба-бум! Ба-бум!.. — сотрясались небольшие тевтонские пушчонки на тяжелых колодах.

Застучала картечь об искореженную броню БТРа и перевернутые мотоциклы. Разлетелись в щепу поднятые щиты. Упали тевтонские арбалетчики и рыцари. Затихли эсэсовские автоматчики.

Глава 60

В этот раз не спасся почти никто. А те, кто все же уцелел…

Один окровавленный эсэсовец — со «шмайсером» на животе, с гранатой-«колотушкой» в руках, один прихрамывающий рыцарь с обнаженным мечом и пяток кнехтов — приняли безрассудное, но единственно верное решение: уходя с открытого простреливаемого тракта, небольшая группка с отчаянными криками лезла вперед. Через проход в сплошной зеленой стене, пробитый пушками. На артпозицию. Врукопашную.

Немцы приближались быстро. Стрелы из-за обочины тракта их уже не доставали — мешали деревья.

Что ж, пришло время ближнего боя. Бурцев схватился за трофейный «Вальтер». Выпустил из остаток обоймы германцам. Успел свалить автоматчика с занесенной над головой гранатой.

Граната взорвалась, выкосив полгруппы тевтонов.

Оставшихся атаковали Хабибулла со скорострельным китайским арбалетом и Гаврила Алексич с шестопером. У немцев, по большому счету, не было шансов. Но в тылу засады, за поворотом лесной дороги, уже истошно и нервно лаяли два пулемета. Это наяривали «MG-42» пропущенных вперед мотоциклистов. Вот о ком забывать не следовало! Вот кто еще может изменить ход сражения.

Два «Цундаппа», наткнувшись на обозные телеги, преграждавшие дорогу, крутились на месте и очередями лупили наугад — по повозкам, за которыми никого нет, по лесу, где никого не видать.

Прячась за кустами и деревьями, Бурцев бросился туда. Там, у баррикад на колесах, сейчас было по-настоящему жарко. Если жмудины высунутся сдуру под огонь, то полягут все до единого.

И ведь высунулись! Вдоль обочины лежали люди в звериных шкурах. Безумцы! Тоже хотели в рукопашную! С рогатинами! На пулеметы!

Но у лесной засады еще оставался последний козырь. Бурцев вкатился в кусты, где ждала своей очереди повозка войны. Двенадцтиствольный орган смерти. Все двенадцать стволов — заряжены. И рядом — факел, пропитанный бензином. А в руке — опять немецкая зажигалка.

Он навалился на двухколесную платформу. Выкатил, раздвигая ветви. Чуть повернул — так, чтобы ближайший мотоцикл попал в пространство между первым и последним стволом тотеноргела.

Сейчас!

Бурцев щелкнул зажигалкой. Запалил огонь.

Наверное, шевеление и пыхнувшее в густой зелени пламя немцы все же заметили. Из «Цундаппа», на который была направлена многостволка, дали очередь. Пули расщепили защитную павезу, засвистели над головой, сбивая листья.

И Бурцев тоже…

Дал свою очередь. Сыграл на органе смерти.

Тотеноргел — не «Бешеная Грета». Здесь запальный отверстий — целая дюжина.

Бурцев с маху мазанул горящим факелам по всем. Посильнее придавливая плюющееся и брызгающееся пламя.

Пух-пух-пух-пух-пух-пух-пух-пух-пух-пух-пух-пух…