Наблюдатель лежал под дубом.
Раненых ни было. Стрелы сразили всех наповал.
Подъехал Скирв. Подивился:
— Лихо вы их.
Ладно, не время для комплементов.
— Убрать бревно с дороги. — приказал Бурцев. — Подогнать повозки и лошадей, Бомбарды зарядить. Бурангул, Хабибулла, Сыма Цзян, Вальтер, Скирв, Аделаида, и Ядвига останутся здесь. Остальные…
Он запнулся. Одернул сам себя. Сбавил обороты.
— Тут, в общем, дело такое. Важное, но опасное. Неволить никого не могу. Упрекать, если откажетесь ехать дальше, во Взгужевежу, тоже не вправе. Поэтому, кто не желает…
— Ну, знаешь! — осуждающе выдохнул Гаврила. — Ты хоть нам и воевода, но…
Перед носом Бурцева возник пудовый кулак Алексича.
— Вести такие речи не смей, понял?
Дружинники одобрительно закивали.
— Понял, — улыбнулся Бурцев, косясь на кулачище новгородского богатыря. — Спасибо.
— Говори, давай, чего делать, — поторопил Освальд.
Бурцев кивнул. Вот теперь у него было моральное право отдавать приказы. Любые. И требовать их исполнения.
— Оружие и доспехи с повозок — убрать. Переодеться в черных людишек, чтобы не тревожить немцев раньше времени. И морды иметь соответствующие. Вымазать морды надо. И — спесь с лиц долой. Глаз не поднимать. Очи — долу. Вы теперь не господа и не воины, а забитые мужики. Холопы, смерды, кметы безродные. Освальд, тебя это в первую очередь касается. Ты с немецкой стражей говорить будешь.
— Я? — удивился Освальд.
— Ты. У тебя — немецкий, как родной. И это… Не серчай, но панские усы придется остричь.
— Ты что несешь, Вацлав?! — вспыхнул добжиньский рыцарь.
— Что надо. Не мужицкое это украшение усищи до плеч.
— Да ты… да я… да они… — Освальд задыхался от бессильной злобы.
— Они еще отрастут, — заверил Бурцев. — Если вернемся благополучно, отпустишь себе новые — лучше прежних. А Ядвига тебя и безусого любить будет. Будешь, Ядвига?
— Буду-буду, Освальдушка, — пообещала полячка.
— Но как же шляхтичу без усов?! — взмолился добжинец. — Никак не можно шляхтичу! Это ж позор какой: были такие усы и вдруг никаких не стало.
— Не желаешь — оставайся на заставе, — сухо сказал Бурцев. — Я из-за твоих усов погибать не собираюсь и других губить не стану.
— Пся-а-а кре-е-ев, — простонал Освальд.
Бурцев покачал головой. Жаль пана. Эвон как убивается, бедняга. Ругаясь по-польски и по-немецки, Освальд отправился бриться. Обреченные усы висели понуро, словно предчувствуя «казнь».
— Василий-Вацлав, — позвал Хабибулла. — Шайтанские модфаа брать с собой будешь?
Хотелось бы. Обгрузиться, обвешаться трофейными стволами и гранатами. Ох, хотелось! Но…
— Нет, — вздохнул Бурцев. — Нам кровь из носу нужно въехать во Взгужевежу. А там шайтанских модфаа не ждут. Там ждут только эти вот бомбарды. С иным грузом могут и не впустить.
А впрочем… Спрятать за пазуху компактный «Вальтер», пожалуй, можно. Ну, и зажигалку — для некомпактных бомбард.
Вскоре заставу покинул небольшой обоз: пять поскрипывающих повозок, да семь чумазых человек в грязных драных тулупах. Некоторые были ранены. Один — с обвязанной головой и лицом. На повозках лежали три заряженные бомбарды и риболда бочонок с порохом, короб с «чесноком». При каждой пушке — по факелу. Дабы не вызывать подозрений, факелы на этот раз, пропитали не бензином, а маслом и обмазали порохом.
Лошади шли.
Колеса скрипели.
Обозный люд напряжено молчал. Только безусый, помолодевший, но смурной Освальд тихонько бормотал проклятья, не обещавшие немцам ничего хорошего.
Глава 63
Взгужевежа предстала перед ними в новом виде. В глухом забытом Богом и людьми урочище — некогда фамильной вотчине и разбойничьем логове Освальда Добжиньского — разворачивалось строительство то ли небольшого городка, то ли солидной военной базы.
На правом берегу Вислы уже не было холма с основанием из прочной скальной породы. И не было на том холме замка с донжоном, возведенном над развалинами древней арийской башни. Не было взгужи. Не было вежи.
Была громадная, расчищенная от леса, искорчеванная, иссеченная пустошь, к которой вела широкая просека с прямой наезженной дорогой. В центре пустоши зиял огромный, оплывший от времени кратеровидный провал, окруженный ровными рядами колючей проволоки и минными заграждениями, деревянными щитами, пулеметными вышками, окопами и траншеями — внешними, внутренними…
За проволочным ограждением виднелись палатки и поставленные на скорую руку бараки. Под натянутыми тентами выстроилась техника. Автомобили, мотоциклы. Вездеходы — заляпанные грязью и, видимо, принимавшие деятельное участие в строительных работах.
Имелась взлетно-посадочная полоса. Длинная, узкая, ровная, тянувшаяся от огороженного «колючкой» пространства до края пустоши. Два «Мессершмитта» ждали команды на боевой вылет.
Строить такое в глуши добжиньских земель… Да, для этого должны быть весомые причины. Более весомые даже, чем подготовка удобного плацдарма для нападения на Польшу. Заветные шлюссель-башни, скрытые где-то внизу, в недрах кратера — вот что было главной причиной.