— Слушай, шарфюрер, — Бурцев навис над полонянином и зашипел ему прямо в лицо: — Мне ведь известно и о вашей цайткоманде, и о хронобункере, и о платц-башнях, и об атоммине, и о несостоявшемся открытии цайттоннеля, и о переговорах с Рупрехтом, и о континиумном стабилизаторе — анкер-менше. И о многом другом. Так что эти секреты выдавать тебе не придется. Тратить на них время мы сейчас не станем.
Эсэсовец вытаращил глаза. Фриц был в шоке от такой осведомленности собеседника.
— Да, да. Я знаю все ваши планы, шарфюрер. В общих чертах знаю. Но некоторые детали мне все же хотелось бы уточнить. И ты мне в этом поможешь.
Качание головы в ответ.
— Я не намерен отвечать на ваши вопросы.
Упрямый фриц… Неужто, правда, придется пытать раненого каленым железом? Как-то оно, вообще-то, не по-людски. А что делать?
— Есть один хороший способ, — вдруг подал голос Вальтер Телль.
— Что? — Бурцев обернулся.
— Есть способ разговорить упрямца. Проверенный. Он меня ни разу еще не подводил. Любые языки развязывает быстрее, чем под пыткой.
— В самом деле? — Бурцев заинтересовался.
Пленный германец аж поежился от его искренней заинтересованности.
— Мне нужно яблоко, — сказал Вальтер. — И не одно. На задней повозке обоза я видел целую корзину.
Бурцев вспомнил — точно, была корзина с яблоками. Распорядился:
— Принесите.
Принесли. Поставили перед Вальтером и пленником.
— Хочешь заставить его жрать? — недоумевал Бурцев.
О яблочных сыворотках правды слышать ему еще не доводилось.
— Нет, Вацлав из рода Бурцев, я другого хочу.
Да, яблоки требовались для другого. Фирменный теллевский способ развязывания языков у пленников заключался в следующем.
Немца привязали к дереву на самой обочине тракта.
Положили яблочко на темечко. Зеленое еще, недозрелое, небольшое.
Бурцев поискал глазами Аделаиду и Ядвигу. Женщины стояли в стороне, за повозками. Так стояли, что не сразу и приметишь. Отогнать бы обеих еще дальше. Не для дамских нервишек, все-таки подобное зрелище. Хотя… С чего он взял-то? Дамы тянут шеи. В глазах — любопытство. На турнирах, наверное, и не такое видывали. Да и на сражения уже насмотрелись по самое не хочу. На сегодняшнюю, вон, к примеру, бойню. Поздно ограждать нежные души, когда вокруг столько трупов навалено.
Глава 53
Вальтер взял арбалет. Не скорострельный, китайский. Свою привычную, проверенную машину. Тяжелую, внушительную. Точную, дальнобойную, мощную.
Зарядил. Отсчитал восемьдесят шагов.
Попросил:
— Расступись!
Нарочито медленно поднял самострел.
Да уж пыточка…
Бурцев вздохнул, но в ход экзекуции решил не вмешивался. На войне как на войне. Да и вряд ли потребуется спускать тетиву. Тут и на понты можно взять. Сам по себе вид мутанта производит неизгладимое впечатление. А уж когда он берет арбалет и изъявляет желание сбить стрелой яблоко на твоей макушке…
Дружинники и жемайтины с живейшим интересом наблюдали за происходящим. Лучники Бурангул и дядька Адам — те, так можно сказать, даже с интересом профессиональным. Что-то обсуждали. Проверяли ветер, пытались давать советы. Быть может, даже заключали пари. Но, вряд ли, Телль сейчас кого-то слышит. Телль целился. Молча и сосредоточенно.
Замерли все. Похоже, никто, кроме Бурцева, не сомневался в том, что Вальтер выстрелит.
Шарфюреру пришлось смотреть на граненый наконечник арбалетного болта. Бледность на лице немца была уже сродни снежному покрову. Эсэсовец начал дрожать. Может, и не со страха, но нервы… их не обманешь. Пленник никак не мог совладать с нервной дрожью. Или не хотел. Зеленое яблоко дважды падало с головы. И дважды его водружали на место.
— Будешь дергаться — вгоню стрелу в лоб, — громко пообещал Вальтер. — Или промеж ног, к примеру. У меня ж рука не железная, тоже дрогнуть может, если долго целиться.
Больше яблоко не падало. Само — не падало.
Гитлеровец этот все же оказался крепким орешком. До крови кусал губы, но на прессинг не поддавался.
В наступившей тишине сухо щелкнул спусковой механизм самострела. Звонко тренькнула тетива.
Стрельнул, мать-перемать! Пустил-таки стрелу Вальтер-перевальтер!
Короткий болт ударил точно над головой пленника. Быть может, даже коснулся волос живой подставки для мишени. Наконечник разнес яблоко вдребезги и вошел глубоко в дерево. Немец обмяк, сдулся как-то весь, обвис на веревках.
Шарфюрер что-то бессвязно мычал и таращил глаза, тщась заглянуть наверх, за собственный лоб. По лбу крупными каплями стекал пот. Надо лбом торчало оперение.
Куски лопнувшего яблока лежали у ног немца.
— Вай, хороший выстрел! — громко похвалил Хабибулла по-татарски.
Народ одобрительно гудел. Бурангул и дядька Адам уважительно кивали. Эксперты, блин!
— А вот теперь спрашивай, Вацлав из рода Бурцев, не желает ли немец говорить.
Кривая ухмылка на изуродованном лице мутанта выглядела как всегда жутко.
Немец, однако, говорить не пожелал. Немец быстро приходил в себя. Немец шептал, как заклинание, как молитву:
— Хайль Гитлер! Хайль Гитлер! Хайль… Хайль…