— Хм, похоже на мачугу, — оценил Збыслав. — А еще больше — на боевой цеп. Только махонький…
— Это чтоб пряталася удобная, — китаец сложил связанные кости вдвое. Сунул в широкий рукав.
Ну что… Рыцарский шлем в бою такими не пробьешь, латы — тоже. Но тюремщики здешние рыцарских лат не носят, и руки-ноги им поотшибать можно. По любому лучше, чем ничего.
Поразмыслив немного, Збыслав тоже шагнул к останкам. Поднял берцовую кость. Взвесил в руке. Хмыкнул скептически, но обратно не положил. Сунул за пазуху. Палица для такого детины маловата и легковата, конечно, зато… «пряталася удобная», как говорит китаец Сема. А в палочных боях Збыслав толк знает — это Бурцев помнил еще по суду Польской правды в Силезии. Сам бился с литвином в поединке — насилу сдюжил. Ну, а что вместо палки кость, так это ведь так, условности…
Больше, впрочем, мослами вооружаться никто не стал. Помешали элементарная брезгливость, религиозные убеждения и сомнения в эффективности костяного оружия. Остальная дружина во главе с воеводой больше полагались на кулаки. И на трофеи. Печальной участи быть окончательно растащенным по косточкам несчастный скелет избежал.
— Веревки — спрятать, — кивнул Бурцев на сброшенные путы. — Кости сложить в кучу. Ждем, пока не откроют дверь. Ждем и изображаем связанных, пока стража не войдет внутрь. И после ждем. Сначала они будут настороже, потом расслабятся… В общем, нападаем, когда подам знак.
— Какой?
— Я бью первым. А до тех пор чтоб никто руки из-за спин не высовывал. Эй, ведьмочка, слышь?..
Бурцев повернулся к трехгрудой мутантке — их невольной сестре по несчастью. Тоже уже развязанной, как и все.
— Как зовут-то тебя?
— Берта, — глухо ответила ведьма.
— А скажи-ка, Берта, если повезет из замка выбраться, куда бежать лучше?
— К лесу, что напротив ворот, — бесцветным голосом сказала Берта. — Или к холмам на востоке — там обрыв, речка, овраги. Тоже укрыться можно. Только…
— Что?
— Не сбежать нам из крепости.
Ведьма, явно, не относилась к числу оптимисток.
Глава 16
За ними пришли поздно — за решеткой уже вовсю светили звезды, надраенные до блеска черным бархатом ночи. Никто не спал, и едва снаружи раздался надрывный скрип засова, узники изготовились… Свободные руки — за спину. Постную мину — напоказ.
Вошли четверо. За дверью тоже слышны голоса. Похоже, прибыл приличный конвой.
На вошедших стражниках были короткие кольчужки и простенькие шлемы. На поясах висели небольшие мечи. Один из воинов светил факелом. А у того, что вступил первым, поверх кольчуги тускло поблескивал еще и стальной нагрудник. Имелись поручи и поножи. На руках — латные рукавицы. На голове — низко сидящая каска-шапель, под которой виднеется кольчужный капюшон. Приопущенные, покатые поля каски закрывали лицо до кончика носа. На уровне глаз — две темные прорези. Что в прорезях — не разобрать, но губы ухмылялись премерзко. Видимо, этот типчик являлся начальником тюремной стражи. Главным надзирателем, или как там его…
— Э-э-э, зачем же вы нашего кузена Черепа развалили? — насмешливо процедили губы под шапелью. Каска с полями качнулась в сторону сломанного скелета. — Он тут уже год сидит, никого не тревожит, а вы… Что, нельзя было спокойно по другим углам расползтись?
Вопрос был риторическим, не требовавшим ответа. Никто и не ответил. А вот на следующий отвечать пришлось.
— Кто из вас назвался тевтонским комтуром?
— Ну, я, — Бурцев сказал, не двинувшись с места. Кулаки за спиной уже чесались. Но рано пока, рано… Стражники еще не утратили бдительности. Держат руки на мечах, а в глазах — настороженность.
— Ну, так вставай, комтур, пойдешь с нами.
Рука в латной перчатке потянулась к пленнику — вздернуть, поставить связанного арестанта на ноги.
— Тебя хотят видеть…
Вот, сейчас! — решил Бурцев. Первым валить нужно этого, в железной шляпе. И валить наверняка, — чтоб не сразу поднялся. Бить в челюсть. Больше-то некуда — только подбородок и торчит из-под каски и кольчужного капюшона. Так что для начала — хороший апперкот, а уж потом можно заняться и остальными. Пусть только шляпа нагнется пониже…
— …и с тобой желают говорить.
— Кто?
Пусть только нагнется…
— Маршал Ордена Святой Марии Фридрих фон Валленрод и Его Императорское Величество Рупрехт Пфальцский.
Нагнется…
Увы, шапель так и не приблизилась на расстояние эффективного удара снизу. Услышав имя императора, в соседнем углу дернулась Берта. Шлем стражника приподнялся, отклонился. Смотровая щель теперь была обращена к ведьме.
— А-а-а! Адова шлюшка! — губы вояки скривились еще сильнее — Ну, как поживаешь? Не помогает тебе здесь нечистая сила, да? А знаешь, почему? Да потому что отец Бонифаций тут молитву прочел и все углы святой водой окропил. А? Что не нравится?
Берта отвернулась.
— А грудь не болит после моих ласк?
Берта не ответила.
— Ха! Гордая ведьмачка не желает говорить с лысым Дитрихом? Ладно, послушаю твой звонкий голосок завтра на костре. Поутру тебя снова жечь будут — готовься.
Бурцев внимательно следил за латником. Так вот он, значит, какой, этот Дитрих Лысый!