Операция «Танненберг»

— Экзорцизм требуется всегда, — весомо и назидательно ответил Бурцев. — В общении с порождениями ада — особенно. Да и вы и сами только что упомянули о случае великой одержимости?

Крыть было нечем. Отец Бонифаций лишь беззвучно шевелил губами.

— К тому же отец Джезмонд прославился не только изгнанием дьявола, — с серьезным видом добивал оппонента Бурцев. — Он еще и великий чудотворец. В свое время отец Джезмонд вернул себя утраченный глаз. Я сам был тому свидетелем.

Еще в Венеции грозный брави Джезмонд Одноглазый, действительно, преобразился в двуглазого.

— Так что, возможно, он даже сумеет избавить несчастную от третьей груди.

— Меч? — не без интереса спросил фон Гейнц. — Или отец Джезмонд хочет прижечь сиську дьявола раскаленным железом?

— Слово Божие, — повторил, закатывая глаза, Бурцев.

— А если не получится? — не унимался замковый духовник. — Лишняя грудь, выкармливающая по ночам врага рода человеческого, — это не волос. Так просто от нее не избавишься.

— Если не получится, отец Джезмонд узнает от нее, — Бурцев глянул на осужденную, — все, что должно знать. А после — убьет ведьму.

— Ее тело должно сгореть в огне, — хмуро заявил отец Бонифаций.

— Не обязательно. Есть иные, не менее действенные способы, известные, правда, лишь опытнейшим борцам с нечистой силой и лучшим экзорцистам.

Отец Бонифаций захлопнул варежку.

— Мы можем присутствовать при допросе? — поинтересовался барон.

Альфред фон Гейнц был очень любопытен.

— Лучше не надо, — твердо сказал Бурцев. — Во-первых, посторонние лишь помешают отцу Джезмонду своим присутствием. А во-вторых, обряды, которые он станет проводить над ведьмой, — это весьма опасное таинство. Изгнананая нечистая сила может овладеть непосвященным и незащищенным. Вам ведь не хочется, чтобы на вашей груди тоже выросла сиська дьявола, любезный барон?

Фон Гейнц побледнел.

— Не-е-ет…

«Отец Джезмонд» уже подыгрывал Бурцеву, важно кивая. Притихший отец Бонифаций смотрел на коллегу-экзорциста с уважением и страхом.

Барон покачал головой. Пробормотал под нос:

— Удивительных все же послов шлет нынче орден. Не зря меня предупреждали.

Затем фон Гейнц махнул рукой, гаркнул:

— Отогнать всех от костра! Очистить пространство! Казни не будет.

Ведьму с поленицы Бурцев снимал под разочарованный гул толпы сам. Полуголую, извивающуюся, как змея, норовившую укусить. Ничего… справился. После взбалмошной Аделаиды с любой мегерой справишься. Вот только…

Глаза только так и цеплялись за обнаженную женскую грудь. За третью — среднюю — по большей части. И не одни глаза. Рука во время возни на эшафоте тоже пару раз соскользнула. Случайно — уж слишком трепыхалась черовка. На ощупь третья грудь оказалась такой же упругой и волнующей, как и две другие. Да уж, да уж…

Едва Бурцев стащил мутантку на землю, как кто-то сильно дернул его за плащ. Какого?!. Бурцев оглянулся.

Аделаида! Княжна была в бешенстве.

— Чего пялишься на нее? — зашипела полячка. — Чего лапаешь? Понравилась ведьма, да?

Блин, опять начинается!

— Уймись, — шикнул Бурцев. — На нас люди смотрят.

И — громче:

— Не волнуйся, сестра, ведьма не причинит нам вреда.

Ведьму он отдал на попечение Джеймсу. Распорядился — тихо, чтоб никто не услышал:

— Смотри в оба. Не дай сбежать, а то точно прикончат ее тут. И сам не вздумай убивать, понял?

— Да что я, душегуб какой-то, что ли?! — возмутился лучший киллер Венецианской республики Джеймс Банд. — Бабу без причины резать не стану.

— И правильно. И не надо. Помни — никакая она, на самом деле, не ведьма. На лишнюю грудь не обращай внимания. Остальное позже объясню.

— А-а-а, — махнул рукой Джеймс. — Ведьма — не ведьма. Одной сиськой больше, одной меньше. В венецианских борделях мне доводилось видеть и не таких уродин-куртизанок. Они стоили дорого и сношались вовсе не с нечистой силой.

— Правда? — удивился Бурцев.

— Ну да. Ублажали пресыщенных аристократов из знатнейших родов. Так что лишней грудью меня не напугаешь. И потом… Что значит третья грудь в мире, где папствуют сразу аж три папы.

Да, похоже, троепапство на Джеймса произвело куда большее впечатление, чем все остальное. Увы, столь же терпимыми оказались не все. Подошел Освальд. Спросил тихонько, накручивая на палец длинный ус:

— Слушай, Вацлав, зачем нам связываться с нечистой силой? Ведьму спасать — грех. Жгли ее немцы — и ладно. А нам ноги отсюда уносить надо.

— Ну, знаешь, Освальд! — Бурцев нахмурился. — Когда-то в Новгороде и меня чернокнижником объявили. Тоже сжечь хотели. Нет, баба эта останется с нами. Я ведь, и правда, поговорить с ней хочу. Глядишь и, расскажет что путное. А сбежать мы пока все равно не сможем. Никто не отпустит. Подождем ночи. В темноте ускользнем проще будет.

Освальд сокрушенно покачал головой, но отошел.

И — вновь подступила Аделаида:

— Что, совсем околдовала тебя ведьмачка, да, муженек?

Бурцев сплюнул. Ну, достала!

— Знаешь, Аделаида, если и встречал я на своем веку настоящую ведьму, так то не она, — он кивнул на мутантку.

— А — я, да? — правильно поняла Аделаида.

— Вацлав, Агделайда, потише вы, — Ядвига поспешила встать меж ними. — К нам направляется Его Милость.