Операция продолжается

Старичок со снисходительным сочувствием посмотрел на него и, прикрыв золотозубый рот одрябшей кистью, утомленно зевнул.

— Очень приятно такое единомыслие. Теперь, как говорится, вам и карты в руки. Ищите!

— Легко сказать… — превозмогая озноб, сердито пробурчал Сажин.

— Конечно, дело путаное, — посочувствовал эксперт. — Но что поделаешь, Порфирий Николаевич. Такова наша планида. Искать придется. — Старичка разморило от тепла и он еле сдерживал зевоту.

Первой заметила его состояние Задорина.

— Вы, очевидно, очень устали. Отдохнули бы перед дорогой. Поезд идет поздно вечером. Время позволяет.

— А есть где?

— Найдем, — торопливо заверил Сажин, застыдившись своей невнимательности. — Вы и не ели давно, наверное?

— Со вчерашнего дня. Все некогда как-то, да и с питанием в городе не совсем щедро… — помявшись, признался старичок: — Много эвакуированных. Все помещения забиты. Людям — горе, а преступникам раздолье в таком муравейнике. У вас вот тут тишь… наслаждение…

Сажин хотел возразить, но передумал. К чему заводить пустой спор? Было б здесь тихо — нечего было бы делать судебному эксперту в Медведёвке.

— Ну, пожелаю вам успеха, — сказал эксперт, прощаясь. — Вполне возможно, что дело придется прекратить. Но вы не огорчайтесь. Время такое.

— Да, война, — вздохнул Сажин. — Отдыхайте. Надежда Сергеевна вас устроит и поесть что-нибудь сообразит. Сообразит?

— Сообразит, — чуть улыбнулась Задорина.

«Значит, двое… — неторопливо размышлял Сажин, оставшись один. — С подводой. Это наши. Из другого района сюда не поедут. Долго добираться, да и деревень не минуешь. Надо искать. Но где?» От бессилья решить этот вопрос Сажин сердился и упрямо заставлял себя думать. Но думалось плохо. Голова была тяжелой и хотелось спать. Да и что придумаешь? Задорина с оперуполномоченным Скориковым, исполнявшим обязанности начальника уголовного розыска, объехали почти все населенные пункты района и нигде не обнаружили ничего существенного. Осталось побывать в нескольких деревнях, что находились за железной дорогой, пересекавшей южную часть района. И что из того? Съездят туда. Сажин был уверен, что и там ничего не нащупают. Район хоть и большой, лесной, но все равно вести в нем разносятся быстро. Если бы пропал человек или заподозрили кого-либо в преступлении, то участковые уполномоченные давно сообщили бы в Медведёв-ку. В народе живут. А народ все видит и все знает. Особенно таежный народ.

Сажин поглядел в окно. За окном голый, унылый сад. Под порывами ветра деревья скорбно поматывали скрючившимися обнаженными ветвями, как бы жалуясь начальнику райотдела милиции на свою стылую наготу и печальную зимнюю участь.

«Если б не зима, то непременно что-нибудь да нашлось, — думал Сажин. — Не могли они не оставить следа. А тут… бураны все покрыли».

Сажин был уроженцем Медведёвки. В начале тридцатых годов он демобилизовался по болезни из армии— с самой гражданской войны служил в войсковой разведке. Райком партии направил его работать начальником лесосплавной конторы. Дело было с детства знакомое (все Сажины — потомственные лесовики), и бывший кавалерийский разведчик быстро освоился в новой должности. В работе да заботе летели годы. Порфирий Сажин построил себе на окраине Медведёвки небольшой домишко (оба сына учились в Москве, а много ли старикам надо), завел пчел, посадил маломальский садик — совсем собрался встречать почетную старость. Да не тут-то было…

Весной 1937 года, в самую горячую сплавную пору, вызвали его в областной город Сосногорск и предложили, как бывшему разведчику, возглавить районное отделение милиции. Сажина это ошеломило. Он не имел никакого представления о милицейской работе, и прямо сказал об этом. Его доводы не подействовали: раз райком партии рекомендует — значит подходишь.

После окончания краткосрочных курсов Порфирий Николаевич вернулся в Медведёвку уже начальником районного отделения милиции. Как всякий коренной таежник, Сажин не умел делать дела поспешно, торопливо, и ему было трудно на новом месте. Да и годы эти—1937 и 1938 — были необычными. Лихорадочной жизнью жила вся страна в то время. Люди, как в калейдоскопе, мелькали перед неторопливым, цепким взглядом Сажина, и едва он успевал присмотреться к одним, как появлялись вместо них другие. И эти — другие— тоже исчезали. Некоторые временно, а другие — навсегда и неизвестно куда…

Сажин со свойственными ему упорством и обстоятельностью осваивал тонкости нового дела и, очевидно, стал бы неплохим начальником райотдела, если бы…. Постоянные заботы, беспокойство за судьбы знакомых и полузнакомых людей оказались непосильной нагрузкой для больного сердца. Он стал часто болеть и в конце концов оставил службу в милиции. Его отпустили.

Почти год пробыл Сажин на пенсии, а потом вернулся в лесосплавную контору.