И делал он ее всегда на улице, какая бы погода не стояла за окном.
Он и сегодня отправился на улицу, и целых полчаса он бил руками и ногами по воздуху, тянулся и отжимался.
Затем окатил себя из ведра ледяной водой и растерся грубым холщевым полотенцем.
Завернувшись в белую простыню, он вошел в дом и, взяв сухое полотенце, еще раз растер покрасневшее мускулистое тело.
Как и всегда в таких случаях, Ирина с восхищением смотрела на его него.
Широколпечий, с тонкой талией и мощными руками, он мгновенно вызывал у нее жгучее желание.
— Замерз? — игриво спросила она.
— Нет! — покачал головой Шорин, прекрасно зная, что последует дальше.
— Жалко, — усмехнулась женщина, — а то бы я тебя погрела!
— Так погрей! — улыбнулся Игорь, устремив потеплевший взгляд на все еще по-девичьи упругую грудь Ирины.
Чувствуя во всем теле необычайное возбуждение, Шорин отбросил полотенце и поспешил к Ирине, котороая уже улеглась на кровати.
Буквально упав на Ирину, он впился в ее полуоткрытые губы страстным поцелуем.
Пиршество плоти продолжалось целых десять минут, пока, наконец, не наступил тот сладкий момент, когда люди забывают обо всем на свете.
Ирина накинула халат и отправилась на кухню. Еще через десять минут она позвала:
— Иди, все готово…
От ее недавнего оживления почему-то не осталось и следа, и на ее красивом лице Шорин с удивлением заметил несвойственную ей отчужденность.
Так оно и было на самом деле.
Ирине было уже под тридцать, и ей приходилось думать о своей дальнейшей жизни.
А судя по тому, что она видела, ее дальнейшая жизнь с Игорем ничего хорошего ей не сулила. И дело было даже не в самом небольшом жалованье.
Ирина ненавидела его работу в уголовном розыске. Конечно, она понимала, что это нужная и ответственная работа, но она уже хорошо знала и что такое тягостное ожидание, иногда целыми сутками, Игоря с очередной засады.
То и дело бросать взгляды на телефон и думать, жив он или нет.
Да и сам телефон она возненавидела самой лютой ненавистью.
Если другим людям звонили для того, чтобы пригласить их в кино или на день рожденья, то Игорю звонили только для того, чтобы сообщить об очередном трупе.
Целых три года она пыталась привыкнуть к его постоянному отсутствию, но так и не смогла.
Она стала плохо спать и вздрагивала от каждого шороха. А когда она шла с Игорем по улице, ей все время казалось, что он вытащит пистолет и начнет стрелять во всех подозрительных.
А дети?
Только при одной мысли о том, что ее ребенок может в любую минуту остаться без отца, ее начинало трясти.
И когда ее поклонник на работе сделал ей предложение, она решилась.
Да, по своим внешним данным ее будущий спутник жизни намного уступал Шорину, но в жизни редко кто выигрывал во всем.
Она была настроена решительно, но сейчас, когда надо было произнести роковые слова, ее недавняя решительность ушла куда-то далеко.
Но и так дальше продолжаться не могло, и когда Шорин приступил к чаю, она каким-то глухим голосом сказала:
— Я ухожу от тебя, Игорь…
Шорин поставил чашку на стол и внимательно взглянул на сидевшую напротив женщину. Спрашивать он ни о чем не стал.
Да и что спрашивать? Женщин удерживали не словами. И хотя ему было больно, он улыбнулся.
— Ну что же, — пожал он плечами, — не смею задерживать…
Ирина подошла к нему и, положив ему обе руки на плечи, заглянула ему в глаза.
— Прости меня, Игорек, — грустно сказала она, — но жизнь у меня только одна, и я не могу посвятить ее ожиданию того дня, когда тебя убьют. Я устала бояться! И спасибо тебе за все!
Шорин кивнул.
Он прекрасно понимал, что подразумвала его теперь уже бывшая любовница под словом определенность.
И, к своему великому сожалению, этой определенности он ей дать не мог даже при всем своем желании.
Он любил свою работу и не мог ее променять на какую-либо другую даже такой ценой.
Да и не умел ничего другого делать.
Ирина хотела еще что-то сказать, но в эту минуту как-то особенно настойчиво и требовательно зазвонил телефон.
— Слушаю вас, — взяла трубку Ирина и протянула ее Шорину. — Тебя!
Говорил Игорь недолго и, положив трубку, взглянул на Ирину.
— Ты когда… уйдешь?
— Сейчас, Игорь! — твердо ответила та.
Шорин кивнул и поднялся из-за стола.
У въезда во двор его жалал машина.
Он поздоровался с оперативниками и уселся на переднее сиденье.
Водитель нажал на газ, машина помчалась на место преступления.
Против своего обыкновения, Шорин всю дорогу промолчал.
Он не был сентиментальным, но на душе у него было тоскливо и пусто.
Он не осуждал Ирину, потому что прекрасно знал, что такое жизнь жены оперативника.
В их Управлении, наверное, не было ни одного работника, которому бы в свое время не пришлось проходить через подобное испытание.
Другое дело, что уходили далеко не все. Но и этому имелось простое объяснение, большинству из них было далеко до Ирины с чисто женской точки зрения, и искать счастья в столь голодное время на стороне было рискованным занятием.
А у оперативника была зарплата и паек, и в вечно голодной стране Советов это дорогого стоило.