Вождь, не замечая появления Жукова, продолжал говорить наркому внутренних дел, ведавшему внешней разведкой, чтобы тот, используя свою агентуру, прозондировал возможность заключения мира с немцами в обмен на территориальные уступки.
В свое время Ленин, чтобы остаться у власти, пошел на заключение Брестского мира, отдал немцам чуть не полстраны, да еще и заплатил Германии огромную контрибуцию золотом. Так что Сталин вполне мог повторить стратегию Ленина.
Другое дело, что Гитлеру в то время мир был не нужен.
В октябре сорок первого он пребывал в уверенности, что с Красной армией покончено.
И зачем ему соглашаться на часть советской территории, если он может оккупировать всю страну?
Генерал-лейтенант госбезопасности Павел Анатольевич Судоплатов рассказывал впоследствии, что это он получил от Берии указание связаться с немцами.
В качестве посредника был избран болгарский посол в Москве Иван Стаменов. Болгария была союзником Гитлера, но болгарский посол являлся давним агентом НКВД.
Судоплатов встретился с послом в специально оборудованном кабинете в ресторане «Арагви» и сообщил, что Москва хотела бы вступить в секретные переговоры с немецким правительством.
Болгарский посол не спешил связываться с немцами. А тем временем контрнаступление советских войск под Москвой наполнило Сталина уверенностью, что он выиграет эту войну, разгромит Германию и накажет Гитлера.
И возникает справедливый вопрос: за что же было судить обыкновенных рядовых, «винтиков», как цинично выразится тот же Сталин, за то, что они дрогнули в самый тяжелый момент русской истории, если сам глава государства помышлял о капитуляции?
А чего стоило дело секретаря Ростокинского райкома партии Москвы Георгия Николаевича Жиленкова!
В июне 1941 он был назначен членом Военного совета 32-й армии с присвоением звания бригадный комиссар.
В октябре 1941 армия была окружена в районе Вязьмы, 14 октября Жиленков был взят в плен.
В плену Жиленков скрыл свое звание и должность, заявив, что является рядовым Максимовым.
До мая 1942 года служил шофёром в составе 252-й пехотной дивизии вермахта.
В конце мая 1942 года он был опознан лесничим Черниковым.
Жиленков был арестован и на первом же допросе заявил о своём желании бороться с советской властью, после чего передан в распоряжение отдела пропаганды Верховного командования вермахта.
Справедливости ради надо заметить, что он был далеко не единственным представителем всевозможных партийных организаций, служивших немцам.
Приказы о расстреле армейских политических комиссаров действительно существовали и выполнялись.
Зато на местах довольно много коммунистов, в том числе ответственных работников, бежали к немцам, стараясь пристроиться на тепленькие местечки при новых властях.
Многие сотрудники НКВД шли на работу в гестапо и полицию.
В спецслужбах меньше внимания уделяли расовым бредням, а больше учитывали профессиональные качества.
Чекистов фактически брали для продолжения их прежней работы.
Они знали и местные условия, и местное население.
В западных областях гестапо и НКВД перед войной работали рука об руку, и многие коллеги хорошо знали друг друга.
Бывшие чекисты составили значительный процент следователей гестапо и полиции, использовались на «черной работе» палачей, а в небольших городках возглавляли полицейский аппарат.
Таким «специалистам» доверяли работать самостоятельно, поскольку все они были повязаны кровью.
То же самое касалось и самых свирепых следовтелей НКВД, способных выбивать показания из беззащитных людей.
Эти за свою поганую жизнь цеплялись так, как никто из их многочисленных жертв.
Да, большинство бойцов попало вплен из-за отсутствия оружия, неумения воевать и полной бездарности командиров, но хватало среди них и таких, чей переход к немцам был прямым следствием кровавой сталинской политики.
Положение осложнялось еще и тем, что рассказам о зверствах оккупантов просто-напросто не верили.
Да и как можног было ей верить, если влпоть до начала войны советская пропаганда опровергала такие сведения как «буржуазную клевету», восхваляя честь, доблесть и мужество немцев.
В результате на всех фронтах имелись многочисленные случаи, когда солдаты при первом соприкосновении с противником бросали оружие и сдавались.
Столкнувшись с таким положением, Сталин и сейчас повел себя так, как вел всегда — минимум мысли и максимум трерора — и объявил в печально-известном приказе № 270 от 16 августа сдачу в плен предательством.
«Командиров и политработников, — говорилось в приказе, — во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров».
— У нас нет пленных, — якобы сказал по этому поводу Сталин, — у нас есть предатели…
Надо полагать, что ему даже и в голову не пришло, что больше всех именно он был повинен в этой страшной трагедии.
Его вина была и в том, что сотни тысяч людей погибли от отсутствия воды, питания и медицинского обеспечения.