В большинстве своем это были дети уничтоженных большевиками с особой жестокостью семей.
Им было все равно, как и кого убивать.
Сторонники второй точки зрения были против такого «освобожденя».
Начало войны вызвало приступ энтузиазма, вплоть до «подготовки к переходу на родную землю».
Они очень надеялись на помощь изнутри страны. И первые сообщения с фронтов вселяли в них еще большую уверенность.
Да, жители некоторых районов на самом деле встречали немцев колокольным звоном и хлебом-солью.
Они открывали заколоченные большевиками церкви, распускали колхозы, выбрасывали в помойку портреты опостылевших вождей и доставали припрятанные иконы.
Выдавали ненавистных активистов и чекистов, искренне веря, что наконец-то пришла достойная жизнь.
В Львове произошло восстание, взбунтовавшиеся горожане под руководством активистов ОУН напали на тюрьму и выпустили политзаключенных.
Солдаты массами сдавались, а то и переходили на сторону неприятеля.
Из тех трех миллионов военнопленных, захваченных немцами в первые месяцы войны, больше половины сдалось добровольно, что во многом стало главной причиной фронтовой катастрофы.
Только в одной операции по окружению советских войск под Белостоком на сторону немцев перешло 20 тысяч человек.
В конце июня сорок первого года старший политрук Григоренко занял позицию под мостом через Березину и открыл огонь по работникам НКВД.
В 99-й дивизии, вышедшей на позиции, 80 человек отказалось стрелять по немцам, после чего все они были расстреляны.
В полосе одного Юго-Западного фронта за неполный месяц с 22 июня по 20 июля, согласно докладу Мехлиса был задержано более семидесяти пяти тысяч дезертиров.
В августе командир 436 полка донской казак Кононов объявил подчиненным, что решил повернуть оружие против Сталина.
За ним добровольно пошел весь полк.
Перейдя к немцам, он стал формировать казачью часть, к которой примкнуло четыре тысячи пленных из находившихся под Могилевом пяти тысяч.
Под Лугой ленинградский студент Мартыновский создал студенческий партизанский отряд, чтобы сражаться с коммунистами.
Под Порховом лейтенант Рутченко, бывший аспирант, организовал еще один антисоветский отряд из студентов и красноармейцев.
В городе Локте Брянской области еще до прихода немцев население сбросило советскую власть и создало самоуправляемую «республику», которую возглавил инженер К. П. Воскобойников.
Эта «республика» охватила восемь районов, создала и собственные вооруженные силы — Русскую Освободительную Народную Армию численностью в 20 тыс. чел. под командованием Б. Каминского.
Армия имела свою артиллерию, танки, а на знаменах изображался Георгий-Победоносец.
Изменили свою политику и немцы, и уже к концу лета 1941 года стали принимать русских добровольцев из перебежчиков и пленных в германскую армию.
Сначала их использовали на тыловых, санитарных должностях, но уже вскоре стали доверять оружие и формировать из них «Остгруппен» — вспомогательные части, примерно соответствующие батальону.
Численность советских граждан в составе Вермахта постепенно дошла до 800 тысяч человек, а по некоторым данным даже до миллиона.
Конечно, многие записывались в такие формирования только для того, чтобы выжить в плену. Но хватало и таких, кто шел воевать добровольно и искренне — особенно в самом начале войны, пока оккупанты не проявили себя в полной красе.
В Белоруссии и Смоленщине для поддержания порядка и очистки местности от коммунистических партизан стала создаваться добровольческая «народная милиция».
Желающих служить в ней набралось целых 100 тысяч человек. Причем, это были уже не бывшие заключеннеы, а обычные мирные жители сел и городов.
Полковник ВВС В. И. Мальцев, посаженный в 1938 году, потом реабилитированный, стал бургомистром Ялты, сформировал шесть добровольческих отрядов.
Затем он пошел служить в Люфтваффе и создал русскую боевую эскадрилью.
В советских лагерях возле Усть-Усы начальник командировки Ретюнин поднял несколько сотен заключенных, разоружил охрану и ушел в леса партизанить.
В немецком лагере военнопленных под Тильзитом 12 тысяч человек подписали заявление, что пора превратить Отечественную войну в гражданскую.
Впрочем, она уже шла полным ходом, и те, кто участвовал в ней, не считали это предательством Родины.
Они были уверены в том, что хуже, чем при коммунистах, Родине все равно быть не может.
Конечно, нет, и не может быть оправданий тем, кто с оружием в руках сражался против собственной страны.
Но до какой же степени отчаяния, с другой стороны, были доведенные все эти люди кровавым сталинским режимом, если даже немецкое иго принимали как меньшее зло.
Да и чем Сталин был лучше тех, кто во многом по его вине попадал в плен?
Ведь в те страшные дни, когда очень многих охватывали отчаяние и страх, когда люди, как никогда, нуждались в поддержке, он тоже не избежал этой участи.
После войны маршал Жуков рассказывал военному историку Виктору Александровичу Анфилову, как в октябрьские дни его привезли к Сталину на ближнюю дачу.
Георгий Константинович вошел в комнату и невольно стал свидетелем разговора Сталина и Берии.