Впрочем, дело было не столько в Графе и его воззрениях, сколько в том давлении, которое немцы оказывали на Владимира Кирилловича для определения его позиции по отношению к начавшейся войне.
22 июня по русской эмиграции прокатились волны арестов. Снова хватали тех, кого заподозрили в просоветских симпатиях, но только теперь уже немцы и их союзники.
В оккупированной зоне Франции взяли около 300 человек и отправили в Компьенский лагерь.
В «свободной зоне» правительство Виши из желания выслужиться арестовало более 500 «подозрительных иностранцев», в основном, бывших офицеров. Многочисленные аресты прокатились также в Болгарии и Чехословакии.
Местоблюститель такого давления не выдержал и 26 июня 1941 года заявил:
— В этот грозный час, когда Германия и почти все народы Европы объявили крестовый поход против коммунизма-большевизма, который поработил и угнетает народ России в течение двадцати четырех лет, я обращаюсь ко всем верным сынам нашей Родины с призывом способствовать, по мере сил и возможностей, свержению большевистской власти и освобождению нашего Отечества от страшного ига коммунизма…
Заявление изолированного в оккупированной Франции Владимира Кирилловича не имело широкого резонанса.
Но, так или иначе, претендент на российский престол напомнил о себе в тот момент, когда казалось, что в России скоро образуется вакуум власти и тогда будет возможно всякое. В том числе и возрождение монархии.
Собрание открыл Жеребков, выступивший с программной речью.
Ни для кого не было секретом, что НТС с началом войны объявил мобилизацию своих членов.
Исполнительное бюро Совета нелегально обосновалось в Берлине, и около 200 активистов были направлены на Восток для работы на оккупированной территории.
Задача была поставлена: «борьба на два фронта, с завоевателями извне и с тиранией изнутри».
Главной формой для этого предполагалась агитация и пропаганда среди населения.
Как гласили программные документы того времени, «Россию спасет русская сила на русской земле; на каждом из нас лежит долг отдать себя делу создания этой силы».
Но в то же самое время членам НТС запрещалось служить в каких-либо карательных и полицейских органах.
Одни старались устроиться в различные гражданские учреждения министерства Восточных территорий, другие, особенно имеющие техническое образование — в германские фирмы, посылавшие своих представителей для освоения занятых районов, а многие направлялись просто с поддельными документами или нелегально переходили границу.
Снова, и теперь уже в гораздо большем количестве, шли на подвиг мальчишки-энтузиасты, в надежде хоть чем-то помочь России и содействовать ее освобождению.
17 августа 1941 года фон Лампе выпустил приказ по Объединению, разрешавший членам организации действовать в складывающейся обстановке самостоятельно, «поддерживая с ним регулярную связь».
Даже через два месяца кровопролитных боев, многим казалось, что национальная революция, курс на которую держал НТС, продолжается.
Не поколебало их уверенности в скорой победе даже то, что осенью могучая немецкая машина все чаще и чаще начинала буксовать, а народ и не думал восставать против Сталина.
— Вольные или невольные английские и советские агенты, — говорил Жеребков, — стараются разжечь в эмиграции ложнопатриотические чувства и постоянно твердят некоторым простакам: «Как, неужели вы, русские люди, радуетесь победе немецкого оружия? Подумайте, немцы убивают миллионы русских солдат, разрушают города, течёт русская кровь!» Есть даже такие, к счастью, очень малочисленные, которые уверяют, что долг русских всеми силами поддерживать советскую армию, которая является русской армией, а Сталин — защитником национальных интересов. Тех же, кто с этим не соглашается, они обвиняют в измене Родине. Да, течёт русская кровь, гибнут русские жизни — но о них как-то меньше волновались, когда жидовское правительство в Москве уничтожало ежегодно еще большее количество людей. Неужели же жизнь в европейских странах заставила вас забыть все ужасы большевизма и то, чем является сам по себе большевизм? Вспомните миллионы жертв советского террора, сотни тысяч офицеров и солдат, десятки тысяч священнослужителей, десятки миллионов русских рабочих и крестьян, уничтоженных той властью, которую некоторые уже готовы были бы принять за национальную! Наконец, вспомните ту страшную июльскую ночь, когда в подвале Екатеринбургского дома, пролилась кровь Императора-Мученика и Царской семьи! Ни один истинно русский человек не может признать убийц Царя, убийц миллионов русских людей — национальным русским правительством и советскую армию — русской…
Алексей исподволь наблюдал за тем, как слушали оратора.
И слушали его, как он успел заметить, без особого восторга.
Более того, некоторые смотрели на него со стиснутыми кулаками.
Казалось, еще немного, и они бросяться на этого, как они считали фашистского холуя.
Но были и такие, кто то и дело вскидывал руку в нацистском приветствии.
Правда, таких было ничтожное меньшинство.