Операция «Посейдон»

Любопытная Гали старалась первой брать трубку телефона и знала почти всех звонящих по голосам. Один из них, например, все время звонил только из телефона-автомата. Для разговора с ним Бутман всегда уходил в другую комнату, где был второй телефон, после чего быстро собирался и пропадал до позднего вечера. В сырую погоду на башмаках коллекционера всегда оставалась загородная грязь. Эту загадку ей хотелось разгадать во что бы то ни стало. Однажды ей повезло. После короткого телефонного разговора Эдуард ушел все с тем же портфелем, но вернулся почти сразу — через час.

— В такую погоду добрый хозяин и собаку из дому не выгонит, — ворчала Гали, отправляя продрогшего Бутмана в душ.

Она забралась в кресло, укрылась пледом и принялась изучать книгу по гемологии, новой для нее науке о драгоценных камнях. Но через минуту сбросила клетчатый плед и прошмыгнула в гостиную, где Бутман только что поставил портфель. Было слышно, как шумит вода в ванной, как «лорд» плещется и фыркает. Она открыла портфель. Сверху обнаружила белье, мочалку и другие банные принадлежности.

«Странно, он никогда не говорил, что ходит в баню», — подумала Гали и тут же нащупала плотный бумажный пакет. Достала, развернула и увидела две толстые пачки иностранных банкнот зеленого цвета, скрепленных белой резинкой. Она положила все на место и закрыла портфель. Ясно, что «лорд» занимается валютными операциями, а доллары, скорее всего, хранит где-нибудь в тайнике на даче. Она тут же милостиво простила Большого Эда, как мысленно назвала его, за то, что он скрывал тайную жизнь от нее. Ведь он старается и для нее. А то, что любимый «ходит под статьей», только придает их отношениям особый шарм.

Как-то раз Гали встретила Игоря Хмельницкого на Малом Каретном. Она не могла забыть, что он сам нашел ее в Доме кино. Высокий, красивый, мощный, он еще тогда запомнился ей на фоне довольно невзрачного, но зато блистательного и уникального Храпова, богача, эстета и коварного изменщика.

— Привет, Гала, — пробасил он.

— Кто позволил тебе так называть меня? — строго спросила она. — Я не Гала, не Галатея, я — другая. Можешь называть меня Гали.

— Ух ты, — удивился Игорь, — идеальная вариация на заданную тему.

— Что — что? — насмешливо спросила Гали. — Ты что возомнил о себе?

— Нет, — ответил он, — у Праксителя была Фрина… А ведь я тоже какой-никакой гений…

— Ладно, так и быть, мой милый гений, — ответила Гали, — считай, что у тебя есть я… Вот она — я…

— Холодно и мерзко, — поежилась Гали, — пошли куда-нибудь, сбросимся по денежке, по чарочке выпьем.

Хмельницкий оказался при деньгах, и они допоздна просидели в кафе. «Шляхтич» сходу признался в любви. А не поверить ему было нельзя.

— Мама давно хочет иметь мой хороший портрет. Кстати, тебя не смущает, что я еврейка?

— Кого? Меня? — изумился Хмельницкий. — Да я это сразу понял. А вот ничего, любуюсь тобой. Поехали ко мне прямо сейчас. Я сделаю наброски.

— Ты же вина выпил, — нежно погладила его по руке Гали, — у тебя ничего не получится.

— Ха! — взмахнул он длинной гениальной рукой. — Все у нас получится, Гали…

Она позвонила Софье Григорьевне, а потом вынуждена была звонить Бутману и сказать тому, что поехала к матери. Хмельницкий стоял рядом, но не вслушивался в то, что она говорит.

Дом на Поварской, в котором размещалась мастерская Игоря (мастерская, подаренная ему дедом — скульптором), восхитил Гали.

— Ты хочешь, чтобы я позировала обнаженной?

— Нет— нет, только не сегодня, только не сейчас… Мне нужно привыкнуть к твоей красоте.

Гали забавляло, что художник облизывает ее глазами с головы до ног, еле сдерживая себя. Работал он быстро, лихорадочно, как будто боялся, что еще мгновение — и восхитительная фигура Гали растворится в воздухе мастерской.

То, что Хмельницкий ни за что, ни про что одарен огромным талантом, она поняла сразу. Он тут же сделал несколько набросков, которые привели ее сначала в замешательство, а потом в восторг.

— Я немного устала, давай сделаем перерыв, — промурлыкала Гали. — У тебя есть что-нибудь выпить, чтобы расслабить девушку?

Гали неторопливо подошла к нему и характерными кошачьими движениями потерлась о его бок… «Шляхтич» так был взволнован, что в самый ответственный момент произошла осечка. Он готов был высечь своего проштрафившегося дружка. Готов был провалиться сквозь землю, но это вряд ли бы ему помогло. Гали, несмотря на свою молодость, вместо того чтобы начать подтрунивать над художником, повела себя мудро, как опытная женщина.

— Видишь, ты так сильно меня хочешь, что даже не можешь. Это не страшно. Ты слишком взволнован ожиданием близости со мной. Ты торопишься, дорогой, а этого не следует делать. Да и я еще не совсем готова — я тоже волнуюсь. Куда нам спешить, впереди еще целая ночь. Смотри, какой он у тебя красивый, большой и горячий, как приятно держать его в руке… Скольким женщинам он уже доставил радость, а теперь готовится войти в меня.