Но Элис то ли сделала вид, то ли и впрямь не услышала вопрос – она с восторгом разглядывала ресторанный зал, по отделке напоминающий декорацию старинного форта для киносъемок лихого голливудского вестерна: бревенчатые стены под частокол, высокие потолки с массивными балками, огромный, словно высеченный в скале, камин, несколько десятков круглых столиков, накрытых белыми скатертями, публика в вечерних нарядах, оркестр, наигрывавший легкий джаз на небольшой сцене у камина…
– Пожалуй, я вернусь к портье, – тронул ее за рукав Олейников, – возьму еще один номер.
– Что? – вздрогнула та и смущенно опустила глаза: – Но номера здесь только для гостей вечеринки, по одному номеру на приглашение, а у меня только одно… на два лица…
– О, Элис! – внезапно возник перед ними громогласный Питер Лоуфорд. – Рад, что ты воспользовалась моим приглашением! Ну? Познакомишь меня со своим кавалером?
– Здравствуйте, мистер Лоуфорд! – немного покраснела Элис, подставляя ему щеку для поцелуя.
– Питер Грин, журналист, – протянул руку Олейников.
– Тезки, значит! – хлопнул его по плечу Лоуфорд и захохотал: – Неплохое начало!
– Элис, кошечка, приветик! – бросилась целоваться подбежавшая к ним Юдит. – Как прикольненько, что ты приехала! Здесь уже так весело! Смотри, видишь, там… Фрэнк Синатра с Мэрилин Монро, Дин Мартин и вот тот, черненький, Сэмми Дэвис – вся «Крысиная стая»[25] здесь – вау!
– А Элис ничего так штучка! – подмигнул, пока девушки целовались, Лоуфорд Олейникову. – Я б сам приударил. Но она какая-то неприступная. Поэтому пока больших ролей ей и не дают.
Элис, расслышав концовку комментария Лоуфорда, обернулась – тот засмущался и замахал руками:
– Ну, проходите, проходите! Ваш столик вон тот, справа у камина…
Олейников взял Элис под руку и, переступив через прочерченную прямо на паркете жирную черную линию, обозначавшую проходившую прямо по залу границу между штатами Калифорния и Невада, повел Элис к столику.
Оркестр закончил джазировать, ударил барабан, свет в зале погас, вспыхнули прожекторы, выхватив пятнами из темноты сцену, и зазвучала знакомая Олейникову песня:
Радостная улыбка озарила лицо Олейникова: на сцене в лучах прожекторов пел Джим Кинг – тот самый чернокожий певец, с которым они познакомились в кабаре в Западном Берлине и потом весьма весело провели время в самолете по пути в Лос-Анджелес.
– Чудесная песенка! – мило улыбнулась Элис, присаживаясь за столик на галантно пододвинутый Олейниковым стул. – Хотя я больше люблю лирические.
– Да? А какая ваша самая любимая песня? – поинтересовался Петр.
– Моя? – пожала плечиками Элис. – Ну, наверное… «Бесаме мучо»!
Олейников на мгновение напрягся, но не подал виду, лишь улыбнулся в ответ Элис:
– Моя тоже.
Было поздно. Аллен Даллес сидел за письменным столом своего кабинета и щелкал выключателем настольной лампы. Свет-тьма, свет-тьма, свет-тьма… Перед глазами навязчиво вспыхивало оставленное на столе президента заявление об отставке.
Потянулся было за трубкой, но отложил. Взял листок бумаги, порисовал круги карандашом. Скомкал бумагу, бросил ее в мусорную корзину и протянул руку к телефону.
– Соедините меня с Тоффроем, – сухо сказал он в трубку.
Через некоторое время в трубке послышался голос генерала:
– Слушаю, сэр.
– Не разбудил вас, Холгер? – спросил Даллес.
– Я еще здесь, на рабочем месте, сэр. Могу зайти.
– Заходить не надо… – пытаясь неловко раскурить трубку, сказал Даллес.
Спичка вспыхнула, обожгла Даллесу пальцы, он, чертыхнувшись, уронил ее на пол и зашаркал каблуком по паркету, туша ее.
– Что с результатами проверки Дедала? – наконец погасив спичку, спросил он.
– Сэр, мы действуем четко по протоколу программы «Doomsday». Идет предварительная проработка.
Даллес, помолчав и пыхнув пару раз трубкой, продолжил:
– Ситуация обострилась. Когда вы приступите к фазе «Ад»?
– Я как раз хотел обсудить с вами некоторые нюансы проведения этой фазы…
– К черту нюансы! – нервно прервал его Даллес. – Мне надо точно знать, могу ли я доверять Дедалу. И я должен знать это на сто процентов. Так что приступайте немедленно!
Даллес швырнул трубку на рычаг. И, поморщившись, словно от зубной боли, добавил:
– Пока не поздно…
После двойного скотча пелось легко – обнявшись у барной стойки, басовито подпевали оркестру, игравшему на сцене инструментальную версию «Besame mucho», Олейников и Кинг:
Петр улыбался и добродушно, хотя и немного ревниво, поглядывал на изящно танцующую в центре зала Элис с Лоуфордом. Джим заметил его взгляд, толкнул плечом, подмигнул и, оборотившись к бармену, потребовал: