— Привет, — улыбнулась Анна, хотя улыбаться было абсолютно нечему. Просто подумала, что ее улыбка, предназначавшаяся симпатичному лицу доктора, снимет внутреннее напряжение перед тем, что ожидает ее через пару минут. Иногда десятиминутный послеобеденный сон продлевает день на несколько часов.
— Какие-то силы, очевидно, хотят, чтоб мы снова увиделись, — пошутил он и взглянул на небо.
— Кто знает, может быть, — согласилась она, направляясь к больнице.
— Вы не будете возражать, если мы пообедаем вместе как-нибудь? Понимаю, что повторяюсь.
Нильс Олесен понизил голос так, что она едва угадывала слова. Но ведь не прошло еще и суток, как она ему отказала. Он бросил сумку на сиденье рядом с собой и нагнул голову к рулю.
— Нет, не буду, — просто ответила Анна.
Искусство кокетливых ответов всегда было ей чуждо.
— Когда?
Она оглядела огромное здание больницы, напоминавшее необъятного великана, снабженное новейшей техникой, переполненное людьми в белых халатах, выстроенных по иерархической лестнице, людьми со своими мыслями и чувствами. Ее собственные тревоги были ничтожны по сравнению с болью, сконцентрировавшейся за бетонными стенами здания, за его огромными окнами, черными при ярком солнечном свете.
— Завтра в обед, но приглашаю я. Встретимся «У Ханса» в половине первого, — решительно предложила она. Тут же подумала, что глупо так по-детски перехватывать инициативу, но доктор постарался этого не заметить, а только радостно улыбнулся.
— Хорошо. Я только что от больного, его сбила насмерть уголовная полиция нашего города, поэтому мне необходимо дать отчет в инстанции.
Он закрыл дверцу и тронулся с места. Анна парализованно смотрела ему вслед.
— Если тот или иной мерзавец выбросил с восьмого этажа Эрика Смедера, и может, поделом, я совершенно не собираюсь никого бранить, не зная причин. Я должен установить, кто он. Но то, что уголовная полиция Эгесхавна день спустя сбивает насмерть простого взломщика, это так нелепо, что невольно приходит мысль о преждевременной пенсии, — горько говорил, обращаясь к Анне, Клейнер в коридоре перед хирургическим отделением.
Главный врач только что еще раз повторил Анне, что девятнадцатилетний Ове Томсен умер почти сразу после того, как его доставили в больницу.
— Из-за идиота Тофта парень разбился так, что ему нельзя было помочь. Я забирал его из магазина. Ты бы видела! С таким сталкиваешься редко: он весь был утыкан осколками. А Тофт голосил на улице, что парень не успел затормозить. Да у него возможности не было! Не поверишь, но именно меня пять минут назад последними словами ругал Нильс Олесен.
— Тофт получил психическую травму, — Анна попыталась сгладить его тон.
— Он дурак, вот он кто!
— А этот Ове Томсен, кто он?
Клейнер присел на подоконник. Они находились на шестом этаже, откуда был виден центр Эгесхавна с двух- и трехэтажными зданиями из красного кирпича, построенными в двадцатые и тридцатые годы, сейчас особенно нарядными при ярком солнце.
Слушая Клейнера, Анна глазами проследила за симметричным расположением домов вдоль и поперек основных улиц.
— С четырнадцати лет один из наших знакомых. Мелкие кражи в магазинах, в автомобилях. Хорошо помню его с тех пор. Жалкий мальчонка, лечился в больницах, сидел по нескольку месяцев в тюрьме за воровство. Даю гарантию, что не он отправил Смедера на тот свет.
— Но он забрался именно в его квартиру, когда Франк… — Она не кончила фразу.
— Старый трюк. Умершие уже не могут охранять свои квартиры. У Томсена была собственная теория вскрытия. Пошли, я кое-что покажу тебе.
Анна пошла за ним по коридору. Остановившись, Клейнер постучал по стеклянной двери, за которой перед телефоном сидела сестра.
— На секунду, — бросил Клейнер и, не дожидаясь кивка, взял со стола номер «Эгесхавн Тиденде». Он был открыт на третьей странице, и Клейнер обвел карандашом сообщения о смерти. Три объявления, напечатанные петитом. Последнее из них касалось Смедера. В нейтральных выражениях сообщалось о том, что вчера скончался начальник отдела кадров муниципалитета Эрик Смедер, 55 лет, проживающий по адресу: Одальсвей, 28.
Анна перевернула страницу.
— На первой полосе все подробности дела.
— Но в объявлении о смерти нет ничего настораживающего. Уверен, Ове Томсен вообще не читал первые страницы, — убежденно возразил Клейнер. — Он ежедневно просматривал именно третью и выписывал в блокнот адреса. Ове и не подозревал в этот раз, что попадет в ловушку. Он был не дурак. Прочти он подробности, никогда не полез бы наверх. Нет, первые страницы Ове не интересовали. Жизнь много раз его била, и ему совсем не хотелось лишний раз читать про нее.
Анна внимательно следила за рассуждениями Клейнера и вынуждена была признать анализ вполне реалистичным. Все-таки кое-что оставалось неясным.
— Если только он не забыл что-то в квартире.
— Конечно, — согласился Клейнер, — мы не должны полностью исключать его. У нас есть отпечатки его пальцев, его обуви. Правда, я лично не верю, что мы именно его ищем. Но Франк все равно должен был его задержать, — прибавил Клейнер.