Получасовая процедура бритья в исполнении опытного мастера включала в себя массаж и паровой компресс, после которого щеки и подбородок делались гладки и нежны, как грудь красавицы. Давыдов задумался: нужны ли такие штучки?.. И поставил на спиртовку кофейник.
Привлеченная ароматом вышла из спальни Элис.
– Ты спешишь? – спросила она, целуя любовника в щеку.
– Дела, дорогая. Ты ложись, поспи еще немного.
– Нет. Я бы хотела… Ты никак не можешь отказаться от дел?
– Не могу. Важная встреча.
Девушка помрачнела.
– Настолько важная, чтобы ее нельзя было перенести на другой день?
– Нельзя ее перенести.
– Я умоляю тебя: не ходи никуда, останься! – воскликнула Элис. – Побудь еще со мной! Не выходи сегодня, придумай что-нибудь!.. Придумай болезнь, это несложно! Все так делают.
– Милая, – улыбнулся Давыдов, – тут такие обстоятельства, что я должен быть, если даже меня понесут на носилках.
– Я очень тебя прошу, не ходи никуда! Так будет лучше…
– Для кого?
– Для тебя и для меня.
– Я постараюсь не слишком там задержаться, – пообещал Давыдов. – Но идти я должен. Ты ведь знаешь, что такое долг…
– Но если его нарушить всего раз, один-единственный раз?
– Нельзя.
– Даже ради меня?
– Нельзя, милая. И у меня – долг, и у тебя тоже, кажется, долг. Мы и так уже…
– Что – уже?
Давыдов обнял ее. И Элис тоже крепко его обняла. Слова тут были совсем лишними. Любовь двух разведчиков несовместима с долгом, и две ночи, похищенные ими у судьбы, – преступление. Одно дело – те объятия в гостинице «Метрополь», когда они и были влюблены, и вели игру одновременно. Другое – теперь…
– Ну что же, – сказала она. – Я просила, ты сказал «нет»…
– Давай поговорим об этом вечером.
– Милый, ты просто помни, что я очень тебя просила!
– Хорошо, дорогая. Давай выпьем кофе.
– Давай выпьем кофе…
Давыдов наконец собрался и выглянул в окно. Извозчичья пролетка стояла напротив дома.
– Пора, – сказал он, поцеловал Элис и ушел.
На душе было пасмурно. Однако полчаса в парикмахерском заведении Давыдова взбодрили. Он купил в цветочной лавке корзину алых роз и поехал вызволять Гольдовского из будуара Шурки Евриона.
Шурку застал в прихожей. Она отчаянно ругалась с молочницей, уже второй раз доставившей несвежие сливки. Таких слов Давыдов и от казаков на японской войне не слыхивал.
Розы произвели впечатление, Давыдов был препровожден в гостиную и увидел коллекцию фривольных фарфоровых фигурок. Шурка зверскими способами, судя по стонам и возгласам в спальне, разбудила, вытащила из постели и поставила на ноги любовника. Тем временем ее кухарка приготовила горячий завтрак, но сперва Гольдовский употребил «николашку».
Этот ядреный отрезвитель Давыдов приготовил лично: налил в рюмку на два пальца водки, отрезал толстый ломтик лимона, щедро посыпал его сахаром, а сверху – молотым кофе. Гольдовскому пришлось сперва пожевать этот лимон, потом запить его водкой. После этого он вполне внятно поздоровался и даже спросил, который час.
С немалым трудом Давыдов добился, чтобы Гольдовский в назначенный срок был умыт, побрит, одет и причесан. И они поехали к Балавинскому.
На подступах к дому Давыдов увидел лоточника, продающего деревянные пасхальные игрушки – расписные яйца и желтых курочек. На лоточнике был огромный картуз, надвинутый чуть ли не на нос. Но все равно тот сильно смахивал на Федора Самуиловича Нарсежака.
Агент Сенсей бродил взад-вперед с тем расчетом, чтобы его видели расставленные в нужных местах другие агенты. Заметив Давыдова, он завопил, как и полагается уличному торговцу, пронзительным до отвращения голосом:
– А вот кому курочек, пасхальных курочек! Для деток, для внучков! Четырнадцать осталось, по пятачку отдам! Курочки славные, краска прочная, английская!..
Это означало: на квартире Балавинского собрались четырнадцать заговорщиков, и в их числе – консул Ходжсон.
– Ну, Господи благослови, – тихо сказал Давыдов и перекрестился.
– Волнуешься, что ли? – хмыкнул уже окончательно пришедший в себя Гольдовский. – Зря! Мы же не изверги какие и не сектанты – братья!.. Да, сейчас все сам увидишь…
Они поднялись на третий этаж, и Олег стукнул условным стуком в высокую, с накладным узором, массивную дверь с начищенной до блеска медной табличкой «С.А. Балавинский, присяжный поверенный». Рослый и крепкий на вид молодой человек впустил их в квартиру и сразу провел в большую гостиную, где за круглым обеденным столом уже сидели несколько разновозрастных людей, но с одинаковым, серьезно-торжественным выражением на лицах. К удивлению Давыдова, консул Ходжсон тоже сидел в кругу посвященных за столом и, судя по его виду, для него это было не в диковинку.
«Вот тебе и раз! – подумал Денис. – Оказывается, он тоже масон?! А впрочем, почему нет? Насколько я помню, в Англии существует одна из самых влиятельных лож. Она так и называется – Великая ложа Англии… Ну, я и попал! Настоящее змеиное гнездо!..»
Приветствовали вошедших сдержанно – легким кивком головы и открытой правой ладонью со скрещенными особым образом пальцами. Гольдовский, тоже приняв общий вид, ответил на приветствие и тут же сказал: