Операция «Аврора»

– Это ты, что ли, святой?!

– А кто знаить, може и я!..

Голицын сгреб Распутина за грудки, встряхнул, подержал несколько секунд, потом выдохнул со свистом, оттолкнул «старца» и произнес деревянным голосом:

– Если с Минаковым что случилось, убью… А пока второй вопрос: зачем ты хотел убить градоначальника Драчевского?

– Градоначальника? – очень натурально удивился Гришка. – Да боже упаси! Пошто он мне сдался? Ништо я варнак какой? Он сам по себе, я сам…

– Повторяю вопрос, – Голицын перешел почти на шепот, – зачем ты велел убить Даниила Васильевича Драчевского?

– Да не я это! – взвизгнул, бледнея, Распутин и вцепился себе в бороду. – Не я-а-а! – завыл он и начал раскачиваться из стороны в сторону. Потом вдруг упал на колени и стукнулся лбом об пол.

– А ну встань, мерзавец! – гаркнул неожиданно в полный голос Андрей, и Гришка торопливо вскочил. – Если не ты, то кто отдал такой приказ? Учти, господа эсеры тебя уже сдали. Так что мне нет никакого резона искать другого виноватого. Тебя и укатаю!..

– Не я это, полковник! – снова запричитал Гришка, хлюпая носом.

– Я пока еще подполковник… Продолжай.

– Это все Сашка-гаденыш!..

– Какой еще Сашка?!

– Сашка Петр…

– Шапиро?! – не выдержал присутствовавший при допросе Верещагин.

– Он самый… Я говорил ему, пошто Васильича обидеть хочешь? Чево он тебе не угодил?.. – Распутин теперь говорил взахлеб, словно опасаясь, что его прервут, не дослушают или неправильно поймут. – А Сашка-то, он же чумной, хасид – одно слово!

Верещагин невольно улыбнулся.

– Шапиро точно из хасидской семьи, – сказал он Голицыну, – но это люди безобидные и восторженные, поют и пляшут. Как оттуда мог фанатик произойти – непонятно. А Шапиро – как раз фанатик…

– Идейный, мать его перетак!.. – выкрикнул Распутин.

– Вот именно! – рявкнул Голицын и грохнул кулаком по столу. – Ври да не завирайся, гад! Шапиро – идейный анархист. Он никогда не работал ни с эсерами, ни с кадетами.

– A-а, вот таперича и заработал, – быстро возразил Распутин, потирая, видимо, вспотевшие руки. – Я сам слышал его разговор по телефону. Он с самим Некрасовым стакнулся, да!..

– При чем тут Некрасов?! Он же – кадет, а твои головорезы – эсеры!

– Не мои они, Сашкины!.. И не эсеры, а самые настоящие кадеты.

– Но мальчишка назвался социалистом-революционером!..

– Какой такой мальчишка?.. A-а, это который с Феликсом приходил?.. – Гришка меленько засмеялся. – Так он действительно щенок ишшо! Ему что ни скажи, всему верит.

– Задурили, значит, парню голову и – как порося на заклание отправили бомбу кидать? – снова рассвирепел Голицын.

– Да не я это! – немедленно возопил Гришка. – Сашка Шапиро его надоумил!.. А приказал, видать, Некрасов.

– Значит так, «святой засранец», – раздельно сказал Андрей. – Пока свободен. Но ты меня знаешь: поймаю Шапиро и проверю твои слова. Не думаю, что идейный хасид будет выгораживать твою продажную шкуру. Ну и если наврал, пеняй на себя! Пшел вон!..

Распутин подхватился из кабинета так, будто за ним гнались черти.

– Зря мы его отпустили, Андрей Николаевич, – покачал головой Верещагин. – Он определенно чего-то недоговаривает.

– Думаю, насчет Шапиро он не соврал – слишком рискованно. А вот каким боком здесь замешан господин Некрасов, следует очень тщательно проверить. И если мои подозрения оправдаются и выяснится, что кадеты и господа масоны вышли на «тропу войны» против государя императора и связались с британской секретной разведывательной службой, то помоги нам Господь одолеть всю эту свору!..

– Так что, объявляем в розыск?

– Да. Шапиро пусть ищет полиция, а мы займемся кадетами и масонами.

Глава 14

1913 год. Апрель. Москва

Москва праздновала Пасху. Все сорок сороков церквей были переполнены, колокольный звон не прекращался ни на минуту. Для человека непривычного Пасхальная седмица в Москве – всегда тяжкое испытание. А для человека, занятого серьезным делом, – тем более.

Это обыватель в Светлую седмицу, разговевшись, ходит в гости, дарит и получает в подарок пасхальные яички, предается радостному застолью. А каково стенографисту, который, сидя на чердаке в специально оборудованном логове, половины слов через слуховую трубу не может разобрать?

Давыдов нервничал. Он знал, что сразу после праздника на квартире Балавинского состоится важное совещание. Он тщательно готовился к своевременному налету на эту квартиру, потому и тратил время на болтовню с Гольдовским, и пытался докопаться, что за сети плетутся в гостиной провидицы Ефросиньи, и читал донесения стенографистов, вылавливая в стопках расшифровок где фразу, где две. По мере возможности ему помогал Нарсежак, но Федор страх как не любил бумажной работы. Он мечтал опять уйти недели на две в поиск, как на японской войне, залезть к Ефросинье через дымовую трубу, выкрасть консула Ходжсона и устроить какую-нибудь бешеную погоню – уже все равно, за кем.

Но во всей этой суете Давыдов не забывал еще один, важный для себя вопрос: как извлечь Элис из больницы?